– Где-то год назад. Да, в сентябре прошлого года.
– Она же вроде не болела.
– Да, внезапно… инфаркт. И Пепе перестал работать. Уехал в Италию ее хоронить. Да там и остался.
– Да… А кафе?
– А в кафе теперь заправляет его сын Морис с женой.
– Ну?..
– Ну… я думал, лучше будет, а все наоборот получилось.
– Так ты же с ним всегда ладил.
– Да раньше ладил. А теперь он все по-другому делать хочет. Новый веник метет чисто, как говорят англичане.
– Да…
Мне трудно что-либо добавить, и мы несколько секунд молчим.
Франко первым нарушает молчание:
– Ну, а ты как? Как твой муж, сын?
Он внимательно смотрит мне в глаза.
– Да ничего. Все о’кей.
– Элена, ты же знаешь, что по-английски говорят о’кей, когда не хотят сказать, что плохо.
– Хм… – улыбаюсь я. – Франко, я не знаю тонкостей английского языка. У меня нет мужа-англичанина. – Я намекаю на то, что у Франко жена-англичанка.
– У меня тоже нет мужа-англичанина…
Мы дружно смеемся.
– Сын уже заканчивает А-лэвэл, будет поступать в университет. Ну, и муж на месте… Ладно, давай-ка я тебе покажу, что тут и как.
И я рассказываю Франко, как раскладывать колбасы, резать ветчину, бекон, сыр. Мы поменялись ролями.
Да, и еще, сегодня мы можем в последний раз поболтать, и нам не надо прятаться за кофемашиной.
– Слушай, Франко, ну, а как там Маргарет, Тереза? Работают?
– Ты не поверишь, после того как ты ушла, все начало меняться просто на глазах. С Терезой случился припадок. Ее забрали в больницу, и больше она на работу уже не вышла.
– А что с ней случилось?
– У нее была эпилепсия, и после приступа ее самочувствие значительно ухудшилось.
– Бедняжка…
– Врач запретил ей работать. Да она бы и не смогла. Мария ее держала больше из благотворительности. Маргарет еще немного поработала и тоже уволилась. Нашла что-то другое. Кажется, в супермаркет устроилась.
– Для Маргарет это повышение.
– Это точно!
– А тот смешной посетитель? Помнишь? Мы называли его Аль Синатра? Он все еще приходит?
– Аль Синатра перестал заходить. Скорее всего, окончательно спился. Стали приходить какие-то новые люди. Многие постоянные клиенты куда-то пропали. В «Чапини» многие ходили поразвлечься. Согласись, там было на что посмотреть.
– Это точно.
– Я вот думаю, встречаемся мы с людьми, идем какое-то время рядом. Потом этот человек исчезает, и ты ничего о нем не знаешь. Он как будто для тебя умер. А может быть, он действительно умер. А мы так никогда этого и не узнаем…
– Ну что за грустные мысли!
– Это не мысли. Это – жизнь.
– Не печалься, Франко, скоро на пенсию. Будешь сам сидеть в кафе и на море смотреть. Вот оно – счастье английского пенсионера…
Наш первый и последний день подходит к концу.
После работы Франко подвозит меня домой. И мы прощаемся уже навсегда.
Отель царя Соломона
И все-таки я это сделала. Экзекуция, о которой так долго говорили большевики, свершилась…
Теперь я обитаю в маленькой комнате два на три. Здесь две кровати, шкаф, тумбочка, стол и стул. Желтые стены, коричневые двери и панели, темные в мелкую клеточку ковры. На столе небольшой телевизор. Вторая дверь ведет в туалет и душевую кабину. Душный сладковатый запах дешевого жилого помещения преследует мой нос.
– Так, неплохо, очень неплохо, – одобряет Наташа, когда приходит посмотреть на комнату, которую я получаю от муниципалитета. – Смотри-ка, и туалет есть, и душ. Очень удобно… И район хороший… Что молчишь?
Я не знаю, почему я молчу. Молчу и все. Я вся натянута как струна. Напряжение последних дней не дает расслабиться.
Наташа маленькими порциями вдыхает воздух, принюхивается.
– Знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем? Мы пойдем и купим специальное средство, которое убивает запах и дезинфицирует.
Мы идем в магазин, а когда возвращаемся, она обильно брызгает ароматным спреем все что можно. Средство помогает, но ненадолго. Запах возвращается и кружит вокруг.
– Спасибо тебе, Наташа, – моя благодарность звучит как расставание.
– Ну, вот еще! Чай, не прощаемся, – она целует меня и говорит: – Увидимся на следующей неделе. Держись, Ленок…
Через пару дней на ночь приезжает Лёша. Оценивает отель на три с плюсом и быстро засыпает.
Во что я его втянула? Ему надо учиться, окончить школу, а не мотаться туда-сюда…
Теперь я подолгу смотрю в окно. За окном дерево, стена соседнего дома и небо. Оно все время серое. Дни однообразные и пустые.
Отныне эта комната становиться моим маленьким миром. Семья переселяется на другую планету. Завтрак с почтальоном отменяется. Жители Бродстеирса готовятся к новому фестивалю. Срок отбывания наказания уже начался…
Сколько же времени это протянется?
Я задаю себе этот вопрос, но понимаю, что он некорректный. Правильно себя спросить: сколько времени я так протяну?
По вечерам комната наполняется различными звуками. Гдето хлопают двери, течет вода по трубам, кто-то громко разговаривает, играет музыка, работает телевизор. Иногда слышны крики, иногда вздохи и глухой стук в стенку, а временами становится необычно тихо. Все куда-то исчезают, и только однообразный шум никогда не смолкающего фривея напоминает, что где-то есть жизнь.
Соседкой справа оказывается молодой, крепко сбитой беременной негритянкой. Она периодически стучится ко мне в дверь и просит немного мелочи. Отказ ее не смущает – она снова приходит и снова просит. Однажды она теряет ключ и просто ложится спать под дверью своей комнаты.
– Эй, может, тебе помощь нужна? – я слегка толкаю ее в плечо.
Она садится, пару секунд смотрит на меня и протягивает руку:
– Дай немного мелочи…
– Мелочи нет.
– О’кей, дай пять фунтов…
– …
– Ну, дай!
– Попроси у своего бойфренда.
– Нету у меня никакого бойфренда.
– А ребенка ждешь от кого?
Она равнодушно машет рукой и пожимает плечами:
– Не знаю…
Ну, вот есть же люди, у них все просто!
С левой стороны живет молодая пара с маленьким ребенком, страдающим экземой. Муж наркоман. Да и она, скорее всего, не отказывается от травки. Они часто шумят, спорят, скандалят и с криками выбегают на улицу. Еще та семейка!