Нравы Мальмезонского дворца - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нечаев cтр.№ 11

След этой привязанности мы находим в «Мемуарах» его секретаря Луи-Антуана де Бурьенна, который пишет:

«Когда в субботу вечером Бонапарт покидал Люксембургский дворец или дворец Тюильри, его радость можно было сравнить с состоянием школьника, отправляющегося домой на выходные».

В самом деле, в Мальмезоне, в отличие от Парижа, жизнь была очень веселой и непринужденной. В залах замка и в садах нередко бегали взапуски, играли в жмурки, танцевали в кругу, взявшись за руки. Будущие суровые маршалы и помпезные герцогини резвились, следуя примеру будущего императора, как это могут делать лишь очень молодые люди, которыми они, собственно, тогда и были. Действительно, Эжену де Богарне в 1800 году было девятнадцать лет, Гортензии де Богарне – семнадцать, Лоре Жюно – шестнадцать, Констану Вери – двадцать два…

Главный вход в Мальмезон

Короче говоря, маленький загородный замок стал символом веселья, радости жизни, ожидания будущего, которое всем рисовалось восхитительным и которое, на самом деле, таковым и должно быть, когда ты молод и самонадеян.

Камердинер Наполеона Констан Вери вспоминает:

«Люди, представлявшие это общество, в большинстве своем были молодыми, и они постоянно затевали спортивные игры, которые напоминали им дни, проведенные в колледже. Но все же самым любимым развлечением обитателей Мальмезона была игра в так называемый „лагерь для пленных”. Обычно после обеда гости замка и семья Бонапарта разбивались на два лагеря, в которые надо было брать пленных, а потом обмениваться ими. Эта игра, видимо, напоминала Первому консулу ту великую игру, к которой он в своей жизни был так привязан. Наибольшую прыть в этой игре проявляли Эжен, Изабэ и Гортензия. Что касается генерала Бонапарта, то во время бега он часто падал, но тут же с громким хохотом вставал».

Игру в «пленников» Наполеон обожал. Даже в период самого расцвета своей империи он продолжал играть в нее, бывая в Мальмезоне. Тот же Констан Вери пишет, что император играл в эту игру в сентябре 1808 года, когда позади уже были Аустерлиц, Йена, Эйлау и Фридланд – сражения, унесшие жизни тысяч французов. «Был вечер, и лакеи вслед за игроками носили зажженные факелы. Однажды император упал, пытаясь схватить императрицу, и тут же был взят в плен, но он вскоре освободился от пут и побежал вновь, а потом утащил Жозефину, несмотря на протесты других игроков. Так закончилась эта игра в «пленников», когда я в последний раз видел играющего императора».

В самом деле, играющий в подобные игры глава государства – это потрясающе. В 1800 году Наполеон мог еще позволить себе быть веселым и беззаботным, потом – уже нет, ибо не может быть искренней веселости, когда совесть нечиста. Но Наполеон умел расслабляться, умел забывать на некоторое время даже о самых неотложных делах. Похоже, что для этого у него и был предназначен Мальмезон – интимный уголок, единственное место на земле, где он мог хоть немного побыть самим собой в окружении близких ему людей.

В 1800 году, по словам Констана Вери, «генерал Бонапарт и его семья, казалось, испытывали беспримерное счастье особенно тогда, когда находились в Мальмезоне».

Гектор Флейшман по поводу жизни Наполеона в Мальмезоне пишет:

«Бонапарт любил, вернувшись из военного похода, пожить в Мальмезоне. Его прельщала жизнь в месте, где „дивно хорошо и чрезвычайно просто”».

В Мальмезоне, встав, как обычно, в пять-шесть часов утра, Наполеон работал у себя в кабинете, откуда выходил только к завтраку. А в дни совсем уж безотлагательной работы он приказывал сервировать себе завтрак на круглом столике рядом с письменным столом.

Завтракали в Мальмезоне в одиннадцать часов. Обычно это происходило без гостей, без посторонних. Только по средам устраивались большие парадные обеды, на которых собиралось много народу.

Лора Жюно, более известная как герцогиня д’Абрантес, вспоминает:

«Утром вставали в то время, кому какое нравилось, и лишь завтрак был зафиксирован на одиннадцать часов. В это время все собирались в небольшом салоне, находящемся в правом крыле и выходившем прямо во двор. За завтраком почти не бывало мужчин, за исключением Жозефа, Луи или Феша ^[1], то есть кого-то из членов семьи. Исключения бывали так редко, что я не могу вспомнить, видела ли я вообще посторонних мужчин на наших завтраках в Мальмезоне. После завтрака все разговаривали и читали газеты. Всегда кто-то приезжал из Парижа для аудиенции. Несмотря на ясно выраженную волю Первого консула, мадам Бонапарт давала аудиенции и визировала петиции. Например, однажды она вывела из себя Первого консула тем, что завизировала петицию, касавшуюся продажи лошадей. Ей казалось, что она все сделала правильно. Тогда один человек пытался осуществить сделку на две или три тысячи лошадей по цене намного более низкой, чем была выплачена министерством, и это дело получило огласку. Но Наполеон увидел в этом выгоду для государства».

Биограф Жозефины Гектор Флейшман пишет:

«В официальный приемный день у дверей Мальмезона – толпа.

В другие дни – только приглашенные друзья. В Мальмезоне близкие друзья Первого консула бывали, пожалуй, чаще, чем в Тюильри.

Фонтен перечисляет только дюжину приглашенных на один из дней отдыха. В действительности, общество более многочисленно. Там бывает Вольней, к которому Жозефина питает „искреннюю дружбу” и „любовь к его уму”, тот Вольней, который проводит иногда в Мальмезоне по сорок часов и возвращается оттуда больным; Мюрат, Лебрён, Жюно, Тальма, Савари, Дюси, де Сен-Пьер, Дюрок, Камбасерес, Бертье, Талейран, Рапп, Корвизар, д’Арлевиль. Как-то Бонапарт в присутствии друзей, когда Жозефина игриво ударила его по плечу, шутливо обронил: „Господа, будьте свидетелями, моя жена меня бьет!” Д’Арлевиль удачно сострил: „Все знают, что ей одной принадлежит эта привилегия, генерал!”

Из женщин там бывали все представительницы ветреного общества тех дней».

Относительно женщин в Мальмезоне Лора д’Абрантес отмечает:

«За завтраком иногда присутствовало по двенадцать-пятнадцать женщин».

Гектор Флейшман не может удержаться от романтического тона:

«Бонапарт участвовал в играх гостей. Местом их чаще других бывал парк. Играют в чехарду, жмурки, в „ножницы”. Бонапарт, как и положено в играх, плутовал, смеялся. Дурачась, подталкивал Жозефину, когда в теплые ночи флореаля среди аллей, залитых бледным светом луны, начинали водить старинные хороводы („Вы, хороводники! Держите ровнее круг!”). Дамы надевали для таких случаев легкие юбочки и прозрачные шарфы. Ветер мягко касался изящной ткани, и она, казалось, с трепетом отдавалась ему».

Действительно, Мальмезон тех времен вполне можно сравнивать с загородной дачей, с деревней, где можно было прекрасно отдохнуть от столичной суеты.