– Ах, же не сюи па репрезенте муа… не представился. Ун моман!
Он вновь захлопал себя, на сей раз по груди, и извлек из кармашка блестящий прямоугольничек.
– Ленуар, доктор археологии, – пояснил он, вручая карточку Гиви.
– Член-корреспондент… международной ассасин… ассосьон… ассоциации археологов, – расшифровал Гиви, моргая на ярком свету.
– Вот-вот, – доброжелательно закивал незнакомец, – я занимаюсь… ансьен рарите… Это очень… тре интерессант… увлекательно, да? Раритеты. «Древности» по-русски. Мон мэр… мама была русская. Бабýшка рефьюжи… бежала во Францию – революсьон руж, да? Сначала Стамбул – потом Париж… везде корни… марше, господа, марше! – Он нетерпеливо притопнул лаковым ботинком. – Мон апартман тут! Недалеко!
– Э нет, – хищно сказал Шендерович, – погоди! Тут у нас серьезное дело…
– Дело! Травай! О, но у меня тоже для вас есть большой травай! Гран травай! – Он вновь огляделся по сторонам, потом склонился к уху Шендеровича и негромко проговорил: – Речь идет о деньгах, господа! Гран аржан! Тре гран аржан.
– Ну-ну? – с видимым равнодушием поторопил его Шендерович.
– Хотите… – Ленуар вновь нервно огляделся, – хотите найти стелу?
* * *
Воздух дрожал, сухой и раскаленный, точно в кузнице, и это впечатление еще усиливалось за счет стука крохотных молоточков – повсюду, вплоть до поросшего сухой травой обрыва, за которым, переливаясь, точно голубиная грудка, ярко синело море, трещали, скрипели и царапались миллионы кузнечиков. В колючем кусте над обрывом свистела какая-то птица.
– Эй, друг Гиви, ты спишь?
Гиви протер глаза, ослепленные блеском бесчисленных переливчатых зеркал.
– Так, понимаешь… – осторожно сказал он.
– Не спи, – озаботился Шендерович, – замерзнешь…
Волна кокетливо повернулась, подкинув яркий лучик света, который попал Гиви прямо в глаз.
– Эх! – сказал Гиви.
– Мы, между прочим, – с достоинством проговорил Шендерович, – ведем наблюдение.
Вилла укрылась в глубокой фиолетовой тени долины. Отсюда видна была лишь глухая стена, огораживающая дом по периметру, да черепичная крыша. Через стену перекинулись плети вьющейся розы.
– За кем? – тоскливо спросил Гиви. – За этими козами?
Бело-серые грязноватые клубки, лениво, сами собой бродящие по оврагам, были единственным подвижным элементом пейзажа.
– А хотя бы и так. Если бы древние греки лучше смотрели за своими козами, – угрожающе произнес Шендерович, – они бы до сих пор тут марафоны бегали. А то недоглядели, козы раз – и съели Элладу!
– Как – съели? – ужаснулся Гиви.
– Молча, – сухо сказал Шендерович. – Козлы, чего с них взять! Погубили древнюю культуру. Ты все понял, что он сказал?
– Да вроде бы, Миша…
– Проясни. Насчет собак. И охраны. А то мы туда – а на нас две овчарки! Три! И бугаи с автоматами «узи».
– Он, Миша, сказал, что профессор боится собак. А на бугаев у него, Миша, денег нет. Этот Морис говорит, он всю свою коллекцию раритетов продал, только чтоб заплатить этим… курдам. Кого он на охрану поставит? Наемников? Так он их и сам боится – такие бабки! Он сам от них скрывается, про эту виллу только Морис и знает! Они ему только в грузовичок ее погрузили во дворе музея, а дальше он сам. И следы путал.
– А что, если они его вычислят?
– Тогда все, Миша. Тогда аллес. Этот Морис и говорил – вит, мол, вит! Типа быстрей надо… а то уйдет драгоценный раритет в чужие темные руки.
Чело Шендеровича на миг омрачилось, но природная беспечность взяла верх, и он небрежно отмахнулся.
– Не боись, – сказал он, – прорвемся. Кстати, откуда ты так здорово по-французски лопочешь?
– Слушай, – с тоской проговорил Гиви, – не знаю! У нас в школе немецкий был. А в институте – английский. Я ни одного не учил.
– Может, чакры какие открылись? Под влиянием благоприятной геомагнитной обстановки?
– Может, Миша…
Молоточки и пилочки кузнечиков постепенно стихли, уступив место воплям цикад, заунывных, как муэдзины. На востоке появилась первая, зеленая, нежно дрожащая звезда.
Гиви тихонько, чтобы не потревожить Шендеровича, вздохнул. Он думал об Алке. И где она теперь, тосковал он, может, плохо ей делают, и бьется она в чужих руках и зовет – Гиви! Гиви! Не приходит на зов Гиви, продался за бонус…
Темнело.
– Гиви, а Гиви! – окликнул его Шендерович, который уютно лежал в жесткой траве, подложив руки под голову. – Глянь-ка, там свет горит?
Гиви отчаянно тянул шею.
– Не-а…
– Вот странно. Что он в такой темнотище расшифровывать собирается?
– Да ничего не странно. Боится он, Миша.
Шендерович вздохнул.
– И правильно, – со значением проговорил он. – Заперся небось в кладовой, со свечой, закупорился, чтоб ни щелочки! Ладно. Пускай себе радуется, пока дают. А потом и мы порадуемся. А покамест тихий час, брат Гиви. Дави клопа…
– Какого клопа? – встревожился Гиви.
– Да так говорится просто. Мол, спи себе тихонечко. Только ты, это… по сторонам все-таки поглядывай. Мало ли что…
– Что – мало ли? – не мог успокоиться Гиви.
– Все, что угодно, – зловеще произнес Шендерович. – Думаешь, мы одни такие умные? Эту штуку сейчас весь Истамбул-Константинополь ищет. И «Серые волки». И курды. И полиция. Все виллы прочесывают. И может быть, даже… – Голос его упал до шепота.
– Лысюк? – услужливо подхватил Гиви.
– Ш-ш-ш! Не так громко, на ночь глядя. – Он опять потянулся. – Ох, это ж надо! Скрипят, скрипят маховики фортуны, поворачиваются в нашу сторону…
– Как же, как же, – неуверенно подтвердил Гиви.
Цикады вопили как безумные. К зеленой звезде над морем прибежала подружка, потом еще одна… тонкий острый лучик света потянулся к темной воде, зашуршали, показав серебристую изнанку, узкие листья маслин, горячий ветер донес густой парфюмерный аромат роз и душную пыльцу степных трав.
Тучи затянули небо на том участке, где прежде мерцали звезды, и лишь огоньки далеких судов, стоящих на рейде, издевательски подмигивали, передразнивая исчезнувшие с горизонта светила. В том месте, где полагалось быть месяцу, расплывалось смутное багровое пятно. Цикады взвизгнули все разом, как будто их кто режет, и смолкли.
Гиви осторожно повернул голову – вилла стояла в долине, погрузившись во мрак, ни звука не доносилось оттуда, впрочем, Гиви вдруг почудилось, что в одном из окон мелькнул смутный огонек. Мелькнул и пропал.
Багряное пятно в тучах переместилось по горизонту. Тусклая багряная тень на угольно-черных волнах медленно двинулась ему навстречу.