Однако мы оба прекрасно знаем, о чем именно он спрашивает. Он спрашивает, кем я не стала. Например, врачом. Или египтологом.
Его женщиной.
Долгие годы я уверяла себя, что это все из-за Брайана. Якобы мне было стыдно признаться Уайетту, что я так быстро нашла ему замену. Но дело было отнюдь не в Брайане. Дело было во мне.
– Если бы ты получила мои письма, ты бы сюда вернулась? – осторожно спрашивает Уайетт.
Я смотрю ему прямо в глаза – эти голубые глаза, которые всегда были сигнальной лампой внутри меня:
– Я не могла.
– Тогда я приехал бы к тебе сам.
Возможно, существовал некий иной мир, где это работало. Мир, где Уайетт защитил диссертацию, получил должность в университете, ездил пару раз в год на раскопки, процветая и получая удовольствие от карьеры, которую мне не суждено было сделать. И в этом ином мире я, возможно, вернулась бы, чтобы упрекнуть Уайетта за то, в чем он, в сущности, и не был виноват.
В том мире я никогда не предпочла бы другого мужчину – хорошего, доброго мужчину, который старался делать жизнь проще, а не сложнее. И я никогда не забеременела бы от того, другого, мужчины.
Но в реальном мире я пожертвовала Уайеттом ради надежности и безопасности.
У меня сжимает горло, я пытаюсь объяснить все это Уайетту, но не могу.
– Ты спрашивал, почему я здесь. Потому что думала, это будет моей жизнью, но не сбылось, а мне хотелось узнать, на что она была бы похожа. Ты, я, раскопки. Открытие. Да, я знаю, это мой выбор – все бросить. Но мне хотелось посмотреть, хоть одним глазком, что я потеряла.
Я не осознаю, что плачу, пока Уайетт не смахивает слезинку с моей щеки. А потом трет большой палец об указательный, словно хочет забрать себе мою грусть.
– Быть может, мы с тобой, несмотря ни на что, выбрали один путь, – говорит Уайетт. – Мы сближаемся с людьми, которые обречены нас покинуть. Разница лишь в том, что ты называешь это работой, а я – любовью.
Уайетт спускается по лестнице в дом, а я еще долго стою на крыше под звездами на тревожном небе. Достаточно долго, чтобы перестать плакать и сделать вдох, не чувствуя себя в кусках.
Диг-Хаус притих и застыл. И только в рабочем помещении на экране компьютера Альберто светится скринсейвер, похожий на ленту Мёбиуса, извивающуюся в болезненных спазмах.
Я сажусь за компьютер и открываю новую вкладку браузера. На загрузку моей электронной почты уходит пара минут и еще секунд десять – на сортировку сообщений в почтовом ящике, который я оставила для семьи.
Да, я ужасная трусиха, а потому сперва читаю сообщение от Кайрана.
Дон, Брайан не хочет говорить, где ты находишься. Какого хрена?!
Сообщение вызывает у меня улыбку. Кайран не любитель ходить вокруг да около.
Дон, мы все дико психуем.
Дон, если ты в беде, просто скажи мне.
Открыв сообщения от Мерит, я снова начинаю плакать.
Мама, папа клянется, что ты в порядке. Но тогда почему ты до сих пор не вернулась домой, если с тобой реально все в порядке?
Мама, если ты реально навещаешь нашу тетю во Франции, как утверждает папа, тогда пришли мне открытку, так как, по-моему, папа врет. А еще я отправила тебе уже сто сообщений. Почему ты не отвечаешь?
Мамочка, я в чем-то провинилась?
И тут я слетаю с катушек. Я склоняюсь над клавиатурой, рискуя залить ее слезами и вывести из строя компьютер Альберто, но мне наплевать. Я представляю, как Мерит печатает этот текст на своем лэптопе, а свет от экрана падает ей на лицо.
Я уже и не припомню, когда она в последний раз называла меня мамочкой, но хорошо помню, как она впервые назвала меня мамой. Когда Мерит была в четвертом классе, я однажды забирала ее после школы вместе с подругой, которую дочь пригласила к нам в гости. До того раза Мерит всегда брала меня за руку на пешеходном переходе, словно боялась самостоятельно перейти улицу. Но в тот день, когда я взяла Мерит за руку на парковке, дочь смущенно отдернула руку со словами: «Мама, я уже не ребенок».
Но вот только в реальной жизни все обстоит по-другому. Она останется для меня ребенком, даже тогда, когда у нее будут свои дети. Я никогда не перестану печься о ее безопасности. Хотя я не могу этого делать, находясь на другом конце света.
В последнем письме от Мерит вообще не было текста. Только отсканированная фотография нас вдвоем. Я даже не знаю, где Мерит ее откопала – скорее всего, в каком-нибудь альбоме в коробке на чердаке. На фото Мерит, которой, должно быть, годика два, не больше, стоит возле меня на пляже. Дочь смотрит на небо, в руках у нее морская звезда. «Она что, упала?» – спросила Мерит за секунду до того, как Брайан сделал фото. Помню, как ощутила тогда мамино присутствие где-то рядом, и если внимательно присмотреться к снимку, то можно увидеть в небе гало, немного напоминающее привидение.
Не исключено, что Мерит оказалась права насчет морской звезды. Тогда я была готова положить к ногам дочери и небо, и землю. Впрочем, я и сейчас готова.
И вот наконец, сделав глубокий вдох, я открываю сообщения от Брайана – от старых до самых свежих.
Возможно, ты считаешь достаточным послать мне какую-то загадочную хрень собачью насчет того, что ты в порядке, но нуждаешься в личном пространстве и времени и так далее. Тем не менее, Дон, если честно, все это теперь касается не только лично тебя.
И через день.
Я совсем не то имел в виду. Я был зол. Беру свои слова назад.
Уже после.
Я тут все думаю, что, быть может, ты чего-то от меня ждешь, и если ты действительно чего-то от меня ждешь, то, скорее всего, извинений. Хорошо, я извиняюсь. А еще мне грустно. И непонятно. И очень страшно.
Скажи, ты мне лгала, когда говорила, что любишь меня?
Затем несколько дней вообще не было сообщений, и вот, наконец, последнее:
Я знаю, ты думаешь, будто я тебя не слышу и живу в своем собственном мире, но ты ошибаешься. Я тебя слышу. И я очень много думал над тем, что ты сказала перед отъездом: что иногда прошлое имеет куда большее значение, чем настоящее. Но, согласно гипотезе, прошлое не может значить больше, чем будущее. Поскольку в противном случае с чисто научной точки зрения мы бы не эволюционировали, а, наоборот, регрессировали. Послушай, я не умею красиво говорить. И не замечаю, когда что-то идет не так. Но одно я знаю наверняка: твое векторное состояние и мое векторное состояние неразрывно связаны: |я> = |мы> Квантовое состояние моего я – это мы. Пожалуйста, Дон. Возвращайся домой.