Книга двух путей - читать онлайн книгу. Автор: Джоди Пиколт cтр.№ 81

– Ну давай, говори мне непристойности!

Мой смех, застряв между нашими телами, вернулся к нам поцелуем.

Опрокинув меня на спину, Уайетт лизнул мою шею и языком начал прокладывать себе путь вниз, приятно холодя кожу.

Мы не сразу поняли, что кто-то стучит в дверь. А когда наконец услышали стук, Уайетт крикнул, особо не заботясь о том, кто там за дверью:

– Проваливайте!

– Дон! – Голос Дамфриса звучал непривычно мрачно.

Я подняла с пола рубашку Уайетта и надела ее, прикрыв голые бедра. И, подождав, пока Уайетт завернется в простыню, открыла дверь.

– Тебе сообщение, – сказал Дамфрис.

В те времена сотовый с международным роумингом имелся лишь у профессора Дамфриса. И, уезжая, мы оставили родным номер его телефона для экстренной связи. Дамфрис протянул мне сотовый:

– Ты должна срочно позвонить своей матери.

После чего профессор сразу ушел. Я же, с телефоном в руках, осталась наедине с Уайеттом. И в ожидании соединения с абонентом неотрывно смотрела на перевернутый башмак на полу.

Я села на край кровати. Свернувшийся рядом Уайетт обнял меня за талию, словно предвидя, что мне понадобится на кого-то опереться.

– Мама? – спросила я.

Когда она начала говорить, когда рассказала об онкологии, я оцепенела, решив, что если не буду двигаться, то смогу остановить поток слов. Но он не иссякал: яичники… хоспис… недели…

Не знаю, слышал ли наш разговор Уайетт, однако он понял, что случилось нечто ужасное. Он переплел свои пальцы с моими, нежно сжав мою руку.

А мама все говорила и говорила, перечисляя несработавшие методы химеотерапии, объясняя, почему не позвонила раньше, настаивая на том, чтобы я не меняла свою жизнь из-за ее смерти.

– Все, я еду домой. – Я резко встала, оторвав от себя Уайетта.

Тексты, которые мы с Уайеттом обнаружили во внутреннем саркофаге, посвящены критериям нравственности, а именно возможности предстать после смерти перед сонмом богов и честно признаться, что вы не совершали дурных поступков. Но что реально означает быть безгрешным? Возможно, это осознание своего предназначения помогать людям? Спешить к постели умирающего? Ставить интересы других выше собственных? Полагаю, в качестве контраргумента вы можете сказать, что в данном случае речь идет не о самоотверженности, а скорее о терновом венце мученика. Который примеряют на себя не из этических соображений, в основном из чувства вины.

Тогда, в этом аспекте, что значит быть аморальным? Любой ценой добиваться осуществления своей мечты? Лгать себе или лгать другим? Влюбиться в одного мужчину, если вам положено любить совсем другого? И так ли это важно, что вы растоптали свои чувства?

По крайней мере, я знаю одно: по идее, «нравственность» – понятие однозначное, но в реальности все не так просто. Все течет, все изменяется. Дерьмо случается. То, кем мы являемся, обусловлено не нашими поступками, а тем, как мы объясняем себе их мотивы.

Уайетт не приходит обедать, так как ведет телефонные переговоры с деканом факультета последипломного обучения Йеля, а также с их отделом связей с общественностью для разработки сообщения, которое необходимо будет разослать после пресс-релиза Министерства по делам древностей. И хотя сообщение, естественно, будет менее детальным, чем публикация с описанием обнаруженной гробницы, которую придется ждать еще несколько месяцев, оно обеспечит Уайетту и Йелю признание международного археологического сообщества.

Вечером, когда все обитатели Диг-Хауса отправляются на боковую, я остаюсь на крыше, поскольку чувствую себя слишком заведенной, чтобы спокойно уснуть. Я знаю, Уайетт непременно вставит мое имя в будущую публикацию. И даже когда меня не будет, моя работа в любом случае останется канонической для будущих поколений египтологов. Именно этим я и объяснила Уайетту свой неожиданный приезд.

Я смотрю, как сперва одна поденка, а затем еще две прыгают по ограждению террасы.

– Ах вот ты где! – слышится голос Уайетта. – А я уж думал, что тебя потерял.

Я уж думал, что тебя потерял.

Повернувшись, я надеваю на лицо широкую улыбку:

– Ну как, закончил со звонками?

– На сегодня да.

– Тебе удалось связаться с Дейли?

– А почему ты спрашиваешь? – хмурится Уайетт.

– Да так. Просто решила, что твой спонсор захочет узнать о таком важном открытии.

– На самом деле мне совсем не хочется говорить о Дейли. – Облокотившись на перила террасы, Уайетт прихлопывает поденку.

– Не делай этого! – прошу я.

– Ради бога, скажи, что не стала одной из тех чокнутых, которые выпускают на улицу пауков, пойманных в бумажный стаканчик, чтобы те могли провести остаток жизни на свободе…

– У поденки самый короткий жизненный цикл на планете. Всего двадцать четыре часа. И как не стыдно способствовать ее преждевременному уходу из жизни?

Уайетт смотрит на раздавленную мушку:

– Не повезло, приятель! Будем надеяться, сегодня у тебя был лучший день в жизни.

«Лично у меня точно был», – думаю я.

– А что вообще делают мухи? – после некоторой паузы задает вопрос Уайетт.

– Танцуют группами и обхаживают друг друга.

– Выходит, они куда более продвинутые, чем мы. Если у тебя в запасе совсем мало времени, постарайся использовать его на все сто. – Увидев, что я отвожу глаза, Уайетт тихо спрашивает: – Олив, так что случилось на самом деле?

Нет смысла продолжать притворяться, будто я не знаю, о чем это он. Я опираюсь спиной на перила. В результате мы с Уайеттом смотрим в противоположные стороны. Что очень правильно, говорю я себе с горькой улыбкой.

– У меня не было выбора. У мамы нашли рак, и она, сколько могла, скрывала это от меня. Она собиралась лечь в хоспис.

– Мне известно, почему ты уехала. Но я хочу знать, почему ты не вернулась.

Так вот она какова, расплата. Вы начинаете расчесывать шрам, который скрываете под шарфами, куртками и слоями одежды, и, бередя его, четко вспоминаете все, что испытывали в момент ранения. Я осторожно пробую линию разлома – трещину, разделившую мою жизнь на «до» и «после»: ту, какой я ее представляла, и ту, какой она стала. Что, если… Что, если… Что, если…

– Мне нужно было быть рядом с мамой. – Мои слова звучат убедительно; на ум снова приходит Джехутинахт, подтверждающий свою чистоту в Зале двух истин. – А потом нужно было позаботиться о Кайране.

– О твоем… брате. – Уайетт тянет за ниточку воспоминаний.

– Ага. Он стал врачом, – гордо заявляю я. – Нейрохирургом.

Уайетт поворачивается ко мне:

– А ты тем временем…

– Стала доулой смерти, – заканчиваю я фразу. – Но ты уже знаешь.