На перекрестке с круговым движением я резко свернул и уперся в другую машину. У меня не было возможности включить сирену и мигалки, расшвырять с дороги всех остальных, но уже совсем скоро я увидел съезд к улице Сюккертоппвейен, где стоял ее дом. Повернул и сбросил скорость, почувствовав, как пульсирует кровь у меня в ушах. Разве я не убеждал себя только что, что ничего не случилось? Что она рассердится, когда я заявлюсь к ней? Выйдет с ребенком на руках и спросит: «Ну и чего ты хотел?» А я отвечу: «Ты мне позвонила, а потом не брала трубку, когда я перезванивал». На это она вздернет бровь и скажет: «Расслабься, папочка, я дозвонилась маме». Почему я так испугался?
Едва я успокоился, как увидел дом Малышки. Из-за дома — старого, деревянного, выкрашенного в красный, с большим садом чуть ниже по склону — поднималось серое облако дыма. Сначала я решил, что они разожгли гриль в саду, но не слишком ли много дыма? Похоже, у них там костер… К тому же горело явно не в саду. Подъехав поближе, я убедился, что дым шел из самого дома. Он охватывал всю заднюю часть крыши.
Сердце забилось стремительнее. Дрожа, я втиснул машину между другими автомобилями на обочине и скинул ремень безопасности. Пока вылезал наружу, снова набрал номер Малышки, и все успокаивал себя: «Расслабься, расслабься, это случайность…»
— Вы позвонили на автоответчик…
Никаких причин для беспокойства — наверняка что-то загорелось в саду; это только кажется, что дым идет из самого дома.
— Вы позвонили на автоответчик…
Широко шагая, я направился к источнику дыма. Последние несколько метров до двери я пробежал. Рывком распахнул дверь. Тяжелое горячее облако сбило меня с ног. Оно заполнило мои ноздри, глаза и рот, кромешной тьмой сгустившись вокруг меня. Внутри облака потрескивало пламя. Я рвался дальше, искать ее, но облако было слишком горячим, слишком плотным. Я звал Малышку, звал изо всех сил, но ответом мне было лишь неутихающее потрескивание огня.
Я позвонил пожарным, а сам обежал вокруг дома и попытался открыть дверь на террасу. Заперто. Из кухонного окна огонь прорывался к стене. Дрожащим голосом я диктовал адрес, а сам пытался запомнить, как выглядит дым. На пожаре очень важно сразу же сделать фотографии, это поможет расследованию. Фотоаппарата у меня с собой не было, так что приходилось полагаться на память. Ведь ее, вполне возможно, и дома-то нет. Может, она оставила телефон, а сама пошла с ребенком прогуляться, укачать его… Вой сирен приближался. Я еще раз обежал дом, чтобы увидеть пожар со всех сторон, — это могло помочь. Малышка скажет, что я вел себя как типичный полицейский, даже не зная, пострадала ли она при пожаре, внутри ли они… Я снова набрал ее номер.
— Вы позвонили на автоответчик…
Сирены стали еще ближе. Огромные пожарные машины едва поместились на узкой улочке за домом. Огонь уже переполз на крышу и выбивался из печной трубы. Дом выгорит дотла. Дым прочно засел у меня во рту и в носу.
— Вы позвонили на автоответчик…
Пожарные ринулись к дому, размотали шланги и развернули лестницы. Огонь, охвативший всю крышу и стены, красным языком лизал небо. Жар. Лицо горело, хотя я отошел и стоял в нескольких метрах от дома.
Полиция приехала следом. Места для машин в переулке не осталось, поэтому им пришлось припарковаться неподалеку. Начали стягиваться любопытные соседи. Полицейские явились очень быстро. Первым ко мне подошел Сверре.
— Ты здесь, Руе? Я думал, ты уехал домой…
Я снова набрал номер Малышки. Смотрел на огонь, в очередной раз выслушивая бесстрастное сообщение.
— Вы позвонили на автоответчик…
— Надеюсь, внутри никого нет, — сказал Сверре. — Похоже, там слишком жарко для наших пожарных.
Дом светился на фоне неба. От него исходил такой же жар, как и от самой Малышки. Он горел так, как обычно горела в ней жизненная сила, та, что делала ее такой прекрасной. Я много раз думал, что огонь ее души никому не под силу погасить. И опасался, что человеку этого огня не выдержать. Что он каким-то образом обожжет своего владельца. Но я и представить себе не мог, что внешний огонь, что жар…
Моя голова расплавилась, мысли улетели, как дым. Это сделал огонь. Огонь, змеем поднимающийся к небу, — раскаленный, злобный дракон. Не было на свете ничего чернее той дыры, которую прожег в моей голове тот пронзительный огонь.
— Анита, — сказал я. — Моя дочь. Это ее дом.
Мариам
Олесунн
Среда, 23 августа 2017 года
Я просыпаюсь — мне что-то давит на грудь. Неро прижимает голову к моему уху и лежит совсем неподвижно. Я изучаю чешуйки у него на голове, отверстия в его щеках, через которые он впитывает тепло окружающей среды, вечно открытые остекленевшие глаза, по которым никогда нельзя сказать, спит он или бодрствует. Его камуфляжный окрас очень пригодился бы свободному тигровому питону для охоты на суше, между камней и листвы. Но на полинялом голубом постельном белье его прекрасно видно.
Когда я просыпаюсь в следующий раз, он лежит рядом со мной. Вытягивает свое длинное тело, разбуженный светом из окна. Я протягиваю руку и осторожно глажу его по спине, чувствую под пальцами жесткие чешуйки. Он стал огромным, больше меня. Я осторожно касаюсь его головы, и он поворачивается, реагируя на движение, пробует языком воздух.
— Я знаю, куда мне нужно поехать, — шепчу я. — Я должна съездить к единственному человеку, который способен совершить нечто подобное. Мне так страшно…
Я пытаюсь вдохнуть, борюсь с тошнотой, которая поднимается во мне при мысли о том, что мне нужно сделать. Я всегда была уверена, что никогда этого не сделаю, если я и не сомневалась в чем-то, то именно в этом. Но выбора у меня больше нет.
На кухне Ингвар моет посуду. Из колонок гремит музыка. Я постукиваю по дверному косяку, и он оборачивается ко мне.
— Кофе в кофейнике.
Он кивает на голубой кофейник на столе. Я достаю из серванта чашку.
— Ты сегодня дома?
— Мне нужно кое-что развезти, но во второй половине дня буду дома. Дверь оставлю открытой, так что приходи и уходи, когда захочешь. — Он замолкает. — Если тебе нужна помощь с… чем-нибудь, то я вернусь и с удовольствием помогу тебе. Только скажи.
По спине пробегают мурашки. Я вспоминаю тот вечер, когда здесь был Патрик. И как Ингвар разговаривал с ним, будто ничего не случилось. Не говоря уж о том жутком дне, когда он позвонил мне и разыграл эпилептический припадок. Ингвару доверять нельзя. Я здесь по единственной причине: этот дом, эта квартира что-то значат.
— Мне не нужна помощь, — говорю я.
* * *
Усевшись в машину, я прикрываю глаза и вижу, как с неба вместо снега падает пепел. Может, сегодня случится конец света и ничего уже будет не нужно, и мне не придется ехать туда. В животе, в самой его глубине, все сжимается в комок, но я все-таки начинаю движение. Выезжаю на длинную дорогу, ведущую туда, к городу. Возможно, сегодня случится конец света. По улицам потечет кровь, на землю упадет метеорит… В скандинавской мифологии говорится, что во время конца света Змей Мидгарда, Ёрмундганд, выйдет из океана и проползет по всем землям и полям. Мне кажется, я вижу, как своим мощным телом он стирает с лица земли дома, фермы и учреждения. В конце света будет уже неважно, нашла я Ибен или нет и что именно с ней приключилось. Все мы будем страдать.