– Домой? – спросил он.
– Ко мне домой, – занудно уточнила я. Все-таки у нас было свидание, и мало ли что он там мог себе напридумывать…
– Помню, моя пуританская спутница, – поддел начальник. Я же решила быть мудрой, а потому направила разговор в совсем другое русло:
– Тебя можно поздравить? Источник наркотиков найден, доказательства на руках – самое время отправиться в полицию.
Измайлов отвечать не спешил. Включил поворотник, встроился в поток автомобилей и только потом раскрыл рот:
– Мы не выяснили главного, – удивил он. Я вопросительно уставилась на Директора, тот «разжевал»: – А именно – кто организовал всю эту грязь.
Вообще-то он был прав, но так уже хотелось вернуться к обычной жизни, оставить интриги позади, а вместе с ними сопутствующие скандалы и расследования… На свидания опять же начать ходить вместо того, чтобы торчать по кладовкам или подслушивать учащихся.
– Так может, пусть специальные люди и выясняют? – внесла я робкое предложение.
– Не очень-то я в их рвение верю. Это мы с тобой на чистом энтузиазме, а там люди за оклад трудятся… Попробуем для начала сами, посмотрим, как пойдет. Ты, кстати, с понедельника отправляешься на больничный в превентивных мерах. Завтра на Дне первокурсника отработаешь, а дальше я своими силами, – поставил перед фактом Директор.
– Да пожалуйста! – сложила я руки на груди и отвернулась.
Почувствовать себя отработанным материалом, выкинутым за ненадобностью, при достижении чужой высокой цели, оказалось обидно. Таскал с собой, чтобы в одиночку не напрягаться, а как только потребность в девочке на побегушках отпала, тут же поспешил отослать под благовидным предлогом, даже свидание прощальное организовал! И не то чтобы я хотела обязательно засветиться на передовой, но ощутить себя вместо боевой подруги вдруг ненужным балластом в самый напряженный момент – согласитесь, уязвляет в самую сердцевину. Слезы так и норовили пролиться позорными ручейками на горевшие от гнева и обиды щеки, но я упорно твердила про себя аффирмации, как учил Игорь Семенович. Раза с пятидесятого смысл повторяемой фразы потихоньку начал доходить до раненного глубочайшей обидой сознания.
До моего дома доехали молча. Измайлов негромко включил радио, и песни на иностранном языке наполняли салон ложным впечатлением безмятежности. Нетрудные техники помогли успокоиться, но задетые за живое чувства требовали сатисфакции и просто так улегаться не спешили, так что на любую попытку Измайлова заговорить я с гордым видом бурчала что-то невразумительное.
– Что не так? – он заглушил мотор напротив моей десятиэтажки и повернулся ко мне, расположив правую руку на спинке пассажирского сиденья и нагло нарушив границы моего личного пространства.
– Все так, – вздернула я подбородок, в глазах же у меня явно плясал огонь, что и не позволило начальнику поверить в произнесенную с равнодушным видом ложь.
– Ты из-за отпуска, верно?
– Нет. Наоборот, с удовольствием отдохну от твоей компании, – сложила я руки на груди, и, чувствуя себя до ужаса глупой, разозлилась еще сильнее.
– А ты сильно устала?
– Еще как, – продолжала держаться я выбранной линии. – Спасибо, что довез, – не дожидаясь ответа, я схватила сумочку и выскочила из машины, потопала к подъезду на пример сильной и независимой, не оборачиваясь и расправив плечи.
Далеко уйти не успела – уже через пару мгновений раздался короткий писк сигнализации и меня в несколько широких шагов нагнал Измайлов. Подхватил под локоток и процедил:
– Провожу до квартиры.
Спорить, как и вырывать руку не стала: не люблю привлекать лишнее внимание, а уж со стороны соседей – тем более. В звенящей тишине начальник довел меня до двери, подождал, пока отопру замки и вместе со мной протиснулся внутрь. Дальше придверного коврика я не собиралась его пускать, а потому, как только поставила сумочку на трюмо, сложила руки на груди и с апломбом заявила:
– Можешь уже идти.
– Не раньше, чем мы поговорим, – уперся Измайлов и демонстративно стянул ботинки.
Я сузила глаза и с минуту буравила начальника настолько тяжелым взглядом, насколько хватало способностей. Не помогло, способности у меня ниже среднего.
– Свалился на мою голову! – проворчала я, поняв, что этот поединок остался за ним, и принялась раздеваться – в уличном пальто становилось жарко. Движения получались дергаными, все же воспринимать происходящее с холодным рассудком – не мой конек.
Измайлов же демонстрировал чудеса выдержки и самообладания, молча снял собственное пальто и проследовал за мной на кухню. Я включила свет и поставила чайник, хотя угощать Директора ничем не планировала.
– Сядь! – приказал он. – И прекрати валять дурака!
Я вытащила табурет и устроилась настолько далеко от Измайлова, насколько позволяли габариты небольшого помещения. Спиной пришлось упереться в ручку духовки, но, как говорится, имидж – ничто…
– Что, по-твоему, плохого в том, что меня волнует твоя безопасность? – сложил руки на груди Директор. Его белоснежная рубашка натянулась на широких плечах, которые скорее бы подошли преподавателю физкультуры, нежели профессору, призванием которого являлись компьютеры и цифры.
– Знаешь, в какие бы красивые слова ты не обернул свои действия, суть остается одна: как только надобность во мне отпала, ты тут же решил от меня избавиться, слить, как говорит Машка. Заявление по собственному уже сейчас попросишь написать или после больничного?
– Что в твоей голове, женщина? – повысил голос начальник, спасибо, не постучал мне по темечку. – Я всеми силами стараюсь ее уберечь, оградить от грязи, в которую, чую, придется нырнуть по самую маковку, а она обижается, что с собой не беру!
– Я что, по-твоему, совсем дура? – вскочила я с табурета. – Хочешь избавиться, так прямо и говори!
– Так прямо и говорю! – подошел вплотную Измайлов, схватил меня за плечи и прорычал: – Наркотики ты больше искать не будешь, поэтому и отправляешься на больничный. Дальше я сам. Найду негодяев, передам их заинтересованным лицам и с распростертыми объятиями встречу тебя уже на безопасной территории, понятно?
– Понятно, – пробурчала я.
– Еще раз, – приблизил свое лицо к моему Измайлов так, что между нашими носами не пролез бы и мизинец. – Я от тебя не избавляюсь, я пекусь о твоей безопасности, потому что ты мне не безразлична. Не как превосходный кадр и редкий специалист, а как сильно интересующая меня женщина. И именно поэтому я не позволю тебе быть там, где может быть даже намек на опасность, уж слишком далеко мы зашли.
– Правда? – пискнула я, боясь поверить в слова начальника и в собственную удачу.
Тот закатил глаза и заверил:
– Правда.
А потом взял мое лицо в ладони и, неторопливо поглаживая щеки большими пальцами, поцеловал. Я даже не сопротивлялась, последняя речь Директора начисто снесла все мои баррикады, оставив вместо них рой кружащихся сердечек перед глазами. Так что я ухватилась за его рубашку и с полной отдачей включилась в процесс. Измайлов умудрялся что-то бормотать про мои ноги, что весь вечер сводили его с ума, про несносный характер и про излишнюю упертость. Я же сосредоточенно исследовала тело начальника везде, куда могла дотянуться ладонями, и где-то на периферии сознания задавалась вопросом: как человек, который работает маркером, компьютерной мышью и шариковой ручкой, может иметь столь рельефное телосложение? Дать фору любому штангисту ему конечно не под силу, но пощупав Директора, и правда начинаешь верить, что взрослел тот в неспокойном районе.