Ее тело и другие - читать онлайн книгу. Автор: Кармен Мария Мачадо cтр.№ 48

Дура ты, дура, говорила я себе. Слишком много читала, и твой разум слишком туго закручен. Тонула в собственной памяти. Твоей жене стало бы за тебя стыдно, если бы она узнала, как далеко тебя занесло.

Но я не могла оторвать взгляд от скамьи. Ее белизна претерпела метаморфозу, словно это уже не крашеное дерево, а кость. Словно тысячу лет назад какое-то чудище выбралось из озера и умерло на этом самом месте, заранее зная, что я приду сюда. Вокруг меня качались на ветру черные кусты, а шипов я не видела, пока не коснулась одного из них – он впился мне в указательный палец, и я посасывала ранку, продолжая идти. Возможно, это кровавое жертвоприношение сдержало то, что таилось поблизости. Я сосала, сосала палец, и вдруг, по ту сторону теней, воскрес лунный свет. Я не оглядывалась.

–

Однажды вечером, за ужином, Анеле предложила собраться и поделиться, кто чем занят. Я смутилась, но все остальные проявили энтузиазм.

– После ужина? – уточнила Лидия.

Я гоняла кусочки цыпленка по тарелке и надеялась, кто-то заметит мое неудовольствие, но никто не обратил внимания.

Итак, завершив трапезу, мы посмотрели рисунки Диего, картины безотрадного будущего, где правят жадные до знания зомби. Затем Художница отвела нас в свою студию, но ничего не объяснила про свою работу. Стены от пола до потолка были покрыты крохотными квадратными холстами с одним и тем же тревожным красным узором, изящно выведенным на каждом из них. Узор был похож на отпечаток ладони, только с лишним пальцем и слишком маленький для человека. Мне не хватило духу разглядеть эти отпечатки вблизи – в самом ли деле они идентичны, как казалось с виду.

Когда мы добрались до студии Бенджамина, он подметал, расчищая место, где нам встать.

– Осторожно, – предупредил он, – на полу стекло.

Я встала у стены. Скульптуры Бенджамина были массивными, созданными из глины, битой керамики и оконного стекла. По большей части мифические существа, но была и красивая фигура обнаженного мужчины с зазубренным осколком стекла между ног.

– Я его зову «Уильям», – пояснил Бенджамин, перехватив мой взгляд.

В студии Анеле нас ждали фотографии.

– Это моя новая серия, «Художники», – сказала она.

Каждый подошел к собственному портрету, впился в него взглядом, прежде чем рассматривать соседние. Лидия засмеялась, будто вспомнив радостный сон из детства:

– Мне так нравится, – промурлыкала она. – Они позируют и вместе с тем не позируют.

Все фотографии были сделаны в разных уголках нашей территории. Бенджамин лежал возле озера, грязный, замотанный испачканными полосами ткани, неподвижный, как муха в шелковых нитях. Глаза его были открыты и обращены к небу, но остекленели, и в них отразилась одинокая птица. Диего съежился у подножия парадного входа в отель, неуклюже растопырив конечности; зрачки расширились, темная радужка набухла. Лидия – она стояла на верхушке пня, сунув голову в петлю и подавшись вперед, руки распростерты, на лице безмятежная улыбка. Ну и мое фото.

Анеле подошла ко мне.

– Что скажете? – спросила она.

Я не слишком отчетливо помнила тот день – события, предшествовавшие стремительному пробегу через лужайку, расплывались, словно акварель, – но тут я выглядела полностью, безвозвратно умершей. Тело мое скорчилось, как тело Диего, как будто я чинно сидела на стуле, а потом мне выстрелили в сердце. Виднелись некоторые из моих повязок. Грудь выскользнула из-под простыни – как это случилось, я не помнила – а в глазах не было ничего. Или хуже – там было ничто. Не отсутствие чего-то, а утверждение отсутствия. Я словно видела прообраз собственной смерти или ужасное, давно забытое воспоминание.

Композиция, как и у всех остальных, была идеальной. Прекрасные насыщенные цвета.

Я не знала, что ей сказать. Что она прекрасно знает – она предала мое доверие, наш дивный совместный день погублен? Что меня выставили напоказ в том виде, в каком я не намеревалась предстать, и что ей следовало бы стыдиться этого, а она явно не стыдится? Я не могла смотреть ей в глаза. Я поплелась следом, когда все пошли в студию Лидии, где она сыграла нам какую-то мелодию, ошеломительно красивую песню из нескольких частей, вызывавшую образ испуганной девушки. Сначала ее изгоняют из усадьбы, потом она блуждает в лесу и чуть не погибает на берегу разлившейся реки, а под конец превращается в ястреба. Затем Лидия продекламировала стихотворную часть своего проекта: молодая женщина плыла в космосе, размышляя о планетах и своей жизни до несчастного случая, сбившего ее с орбиты.

Когда настал мой черед, я сухо прочла короткий отрывок – сцену, в которой Люсиль отвергает подарок своей старой учительницы музыки. А затем вламывается в дом к учительнице, чтобы забрать эту вещь.

– «Стоя перед пылающей преисподней, – завершила я, – Люсиль осознала два ужасных факта: ее детство было катастрофически одиноким, а старость, если такое мыслимо, будет еще хуже».

Все вежливо похлопали и поднялись. Мы вернулись к столу и открыли несколько бутылок вина. Лидия до краев наполнила мой бокал.

– Вас никогда не тревожит мысль, что вы – сумасшедшая на чердаке? ^[19] – спросила она.

– Что? – переспросила я.

– Вы не боитесь писать о сумасшедшей на чердаке?

– Боюсь, я вас не совсем понимаю.

– Ну, знаете, старый мотив. Героиня – женщина и совершенно чокнутая. Давний сюжетный ход, надоедливый, регрессивный и – в общем, избитый. – Тут она взмахнула рукой так энергично, что несколько капель красного оросили скатерть. – Вы согласны? А сумасшедшая лесбиянка – разве не такой же стереотип? Вы когда-нибудь об этом задумывались? То есть я-то не лесбиянка, я просто спрашиваю.

Мгновение тишины. Все пристально изучали свои бокалы, Диего даже палец в вино обмакнул и снял с поверхности вина какую-то невидимую соринку.

– Она не сумасшедшая, не чокнутая, – ответила я наконец. – Она просто… просто нервная.

– Я в жизни не встречала таких, – сказала Лидия.

– Она – это я, – пояснила я. – Более-менее. Просто она в основном живет в своей голове.

Лидия пожала плечами:

– Так не пишите о себе.

– Мужчинам позволено писать завуалированные автобиографии, а я этого делать не смею? А если напишу, так это раздутое эго?

– Творческому человеку, – вмешался Диего, меняя тему, – нужно большое эго – и нужно все в него вложить.

Анеле покачала головой: