– Пошли в воду, – зовет она.
Ты идешь следом – что еще делать? Океан во Флориде непохож ни на что тебе знакомое – в нем тепло, как в ванне, но, как ни странно, полно угроз. В ледяных океанах твоего детства, казалось, не водилась никакая жизнь, а в этой красивой прохладной воде может таиться все что угодно. Вы заходите в воду по шею.
– Давай я буду тебя держать, – предлагает она.
Ты смотришь на нее в изумлении.
– Чего ты злишься? – спрашивает она. – Ты ведешь себя так с той самой минуты, как мы вышли из дому.
– Надо поговорить, – отвечаешь ты. – Когда ты схватила меня за руку – тогда, – это меня очень напугало. Ты дотронулась до меня без любви, без ласки. Ты дотронулась до меня с гневом.
Произнося эти слова, чувствуешь себя дурацкой хиппушкой, но нет другого языка, чтобы выразить это – паническую барабанную дробь твоего сердца.
– Ты сжимала пальцы все сильнее и… – Ты высовываешь из воды руку и показываешь едва заметные синяки. – Зачем ты это сделала?
На миг ее лицо становится непроницаемым, потом у нее начинает дрожать подбородок.
– Прости, – говорит она. – Я не хотела. Ты же знаешь, я тебя люблю. Знаешь?
Дальше визит к родителям проходит гладко, за исключением одного вечера под конец. Вы обе надеваете купальники, собираясь перед ужином окунуться в бассейн во дворе. Ты как раз упихиваешь грудь в бикини, когда раздаются с нарастающей громкостью голоса. Проходя через кухню, вы видите, как ее отец подступает к матери. В руках у него стакан, отец орет – о чем-то. Мать прижимается к кухонному столу. Твоя подруга шагает мимо не останавливаясь, но ты замираешь и смотришь на них. Ее мать бросает на тебя быстрый взгляд, потом вскидывает подбородок и заявляет мужу:
– У меня еще дел полно, – и поворачивается к нему спиной.
Опасность явственно сгущалась, но этот миг прошел, и мужчина оставил жену в покое.
В бассейне тебя бьет дрожь. Давление падает: приближается гроза. Твоя подружка плавает рядом.
– Не хочу стать похожей на него, – говорит она, – только порой мне кажется, я такая же.
Непохоже, что она обращается к тебе.
Раскат грома, словно пушечный залп. Хлынул дождь.
Дом иллюзий как Синяя Борода
Главная ложь Синей Бороды – будто существует лишь одно правило: очередная жена вправе делать что угодно – совершенно что угодно, – лишь бы не нарушала (единственный, произвольный) запрет, не совала этот маленький, никакого значения не имеющий ключик в тот маленький, не имеющий никакого значения замок
[34].
Но всем нам известно, что это лишь начало, проверка. Жена этот запрет нарушила (и выжила, и смогла рассказать свою историю, как и я), но даже если бы она прошла испытание, если бы во всем послушалась мужа, за этой просьбой последовала бы другая, чуть более трудная, чуть более странная, и если бы она продолжала в том же духе, позволила себя дрессировать, словно любительница корсетов, затягивающая талию все туже и туже, – настал бы момент, когда Синяя Борода пустился бы перед ней в пляс с гниющими трупами прежних жен, а новая жена сидела бы молча, подавляя нарастающий страх, глотая рвотный ком, собирающийся повыше грудины. А потом еще одна сцена, когда он совершал бы немыслимые надругательства над телами (над женщинами, они же когда-то были женщинами), а она бы немо глядела перед собой в поисках бессловесного чистилища, где могла бы провести вечность.
(Некоторые ученые думают, будто синяя борода Синей Бороды – символ его сверхъестественной природы, ведь легче принять такое, чем признать, что женщину подчинил своей воле простой мужчина. Но не в том ли и суть? Он может быть простым, и он необязательно мужчина.)
Поскольку она не возражала против ключика и сопутствующих ему условий, глазом не моргнула, когда муж сказал, что она чересчур тяжело ступает, не возмутилась, когда он трахал ее плачущую, не возразила, когда он запретил ей разговаривать с другими людьми, ни слова не сказала, когда он наставил синяков ей на руках, не обижалась, когда он разговаривал с ней как с маленьким ребенком или собакой, не бежала с воплями прочь от замка в ближайшую деревню, зовя на помощь на помощь на помощь, – вполне логичное следствие: она сидела и смотрела, как он вращает в танце труп жены номер четыре, разлагающаяся голова болтается на тонком ремешке плоти.
Это нужно, чтобы укрепить дух, уговаривала себя новая жена. Так проявляется упорство любви, ее гибкая сила, ее долговечность. Ты подвергаешься испытанию, и ты проходишь испытание, милая девочка. Очень милая, смотри, какая ты хорошая, какая преданная, как ты любима.
Часть II
Молоко было таким горячим, что она сначала едва могла прикоснуться к нему губами. Крошечные глотки растекались внутри рта и наполняли его смешением органических привкусов и ароматов. В молоке ей чудился вкус кости и крови, теплой плоти или волос, оно было пресное, как мел, но вместе с тем живое, как растущий эмбрион. Оно было насквозь горячим, сверху и до самого донышка чашки, и Терез выпила его залпом, как в сказках пьют волшебное зелье, чтобы преобразиться, или как ни о чем не подозревающий воин выпивает кубок с ядом, который его убьет.
Дом иллюзий как тепловая смерть Вселенной
Сколько себя помню, я всегда была одержима границами, пределами в пространстве и времени. Начало и конец. Первый и последний. Рубеж.
Однажды, еще ребенком, я стояла на чудесном песке у кромки прилива – на песке, что бывает влажным и податливым или становится жестким, как сырой крахмал, – и орала родителям, мол, я стою на линии с географической карты. Они не поняли, и я пояснила: на карте проведена отчетливая граница между сушей и водой, и вот я стою точно на ней.
Много лет спустя мы с братом плавали с маской у южных берегов Кубы. Поныряв среди прибрежных коралловых рифов, брат попросил хозяина лодки – загорелого, обнаженного по пояс хиппи-фридайвера по имени Ролло – отвезти нас подальше. И вот мы вышли в открытое море. Там, если расслабиться на воде, океан будет качать тебя взад-вперед, весь океан, даже слегка подступает морская болезнь. Ролло отвез нас туда, где кончался шельф. Только что я видела песчаное дно – и вдруг глубочайшая иссиня-черная пустота. Мы все втроем плюхнулись в воду, Ролло предложил мне посмотреть на него – и стал погружаться, все дальше и дальше, пока тьма не поглотила его.
Хотя я оставалась в безопасности – спиной чувствовала солнечный жар и кислород был под рукой – я, чуть не задохнувшись, выдернула голову из воды. «Что такое? – всполошился брат. – Что случилось?» Я попыталась объяснить, но не смогла. Несколько мгновений спустя Ролло вынырнул, ухмыляясь. «Видала?» – спросил он.