Три месяца, две недели и один день - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Шишина cтр.№ 64

— Понимаю, — мне ли это не понимать, когда я сам прохожу через то же самое. Одни дни бывают плохими, а другие вполне сносными, если в них происходит что-то такое, что переключает всё внимание на себя. В душе в некоторой степени я жажду сказать, что каждый из нас нередко заслуживает именно то, что получает, но с Лив… Я более не хочу, чтобы ей было плохо. Вот почему её неоднозначные слова откликаются во мне не меньшей надломленностью духа, чем та, которую я распознаю и читаю в её едва слышном и бередящем старые раны голосе. — Но, знаешь, ты ведь жива, а изменить нельзя только смерть.

— Но та девушка…

— Она никто. И ни одна из них никогда не будет тобой. Тогда это не было и не могло быть так, как между нами. И оно ведь всё ещё твоё, — я на ощупь нахожу её левую руку и, нежно сжав, прижимаю ладонь к своей груди, прямо туда, где под кожей, сосудами, венами, капиллярами, артериями и костями располагается самый жизненно важный орган любого человека. — Моё сердце по-прежнему принадлежит тебе, и если ты хочешь его, меня обратно, то…

— Да, я… Я…

— Тогда мы можем разобраться с этим.

Это довольно отчуждённый, обезличенный и отстранённый ответ, вызванный тем, что это, как я уверен, не будет легко и просто, если подумать о перспективе, а не о двух-трёх ближайших днях. но я впервые за внушительный отрезок времени засыпаю не один, а с кем-то, кто не просто кто-то, а самый дорогой мне человек. Наутро, позавтракав кашей с молоком, йогуртом и свежими круассанами из единственной в районе кондитерской, мы отправляемся к врачу, по пути не обнаруживая никаких разрушений или поваленных кустов. Я чувствую себя воодушевлённым, наполненным положительной энергетикой и вполне счастливым. Живот сводит судорогой, как при отравлении, но это не оно. Я скорее ассоциирую эти трепещущие ощущения внутри с бабочками и их крыльями. Напрямую связанные с Лив, а не просто имеющие к ней какое-то отношение, они заставляют вспотеть мои руки, держащие руль. Я чуть ли не выдыхаю в облегчении, как только благополучно нахожу место на парковке, и, вытерев ладони о джинсы, заглушаю двигатель.

Моё дыхание нервное и изувеченное тем, как скоро после минувшей ночи с её усталостью, разочаровывающим отчаянием из-за бессонницы и новой надеждой любезные и внешне обыденные фразы, ставящие во главу угла беспокойство и заботу о любимой женщине, а именно «спокойной ночи», «доброе утро», «что ты хочешь на завтрак?», «на улице прохладно» и «твой телефон у меня», в моей ситуации могут превратиться в «я всё ещё тебя люблю». Я почти едва дышу, когда Лив дотягивается до кнопки выключения по-прежнему тихо играющей магнитолы одновременно со мной, но тут же отдёргивает руку прочь.

— Я как-то забыла, что ты и сам можешь.

— Ты о чём-то задумалась?

— А ты разве не знаешь?

— Откуда?

— Просто прежде ты это чувствовал. Иногда мне было необязательно про что-то говорить. Так я могла выглядеть лучше в твоих глазах. И, наверное, хотела казаться таковой. А ты мне позволял. Никогда не давил и не требовал, чтобы я рассказывала что-то, чего не хочу. И в результате я привыкла ждать, что ты сам догадаешься о чём угодно.

— Это, возможно, разочарование для тебя, но я не догадаюсь. Может быть, стоит это учесть, — отвечаю я, снимая блокировку с дверей, активированную на время в пути, и уже собираясь выйти из машины, чтобы помочь Оливии, но она вдруг удерживает меня за правый локоть:

— Я хотела бы пойти туда одна, если ты не против.

— Я не знаю, что сказать, — настороженности во мне хоть отбавляй, но, я чувствую, сейчас дело совсем не в ней. Достаточно ли во мне самоконтроля, чтобы отпустить этот самый контроль, когда он распространяется на другого человека, и во мне словно борются светлое и тёмное начало? Одна часть говорит тебе то, что ты ещё не готов, но другая хочет просто быть хорошей, позволить себе ощутить что-то отличное от всего, что ей довелось испытывать в последнее время.

— Мне всё равно сначала надо будет сдать анализы. Это займёт какое-то время. А тебе ещё нужно собраться. Я позвоню, если что. Или просто когда освобожусь.

— Я только открою тебе дверь.

Я возвращаюсь домой, держа руку на пульсе, то есть на телефоне. Но она сама собой оставляет замок на кармане в покое, переставая то и дело проверять, нет ли пропущенных звонков или сообщений, когда, отперев дверь, я обнаруживаю мамины сапоги на коврике и её же сумку близ пуфика. Я неоднократно говорил, что таким вещам на полу не место. Пока я поднимаю её и водружаю на мягкое сидение, на верху лестницы возникают звуки шагов, и вскоре мама предстаёт перед моим взором без тапочек, но в не снятом пальто.

— Дерек? Я думала, ты пойдёшь к врачу вместе с Оливией, — даже не скажи она ни единого слова, я, бесспорно, сделал бы вывод, что она точно удивлена и вообще почти обескуражена тем, как я это допустил и пошёл на то, чтобы довериться бывшей жене, доверять которой может быть опасно.

Я и сам словно был не в себе, когда покорился ей. Но что сделано, то сделано. Мне просто нужно поменьше об этом думать. Если мы… Если я действительно хочу, чтобы на этот раз у нас всё получилось, и время докажет, что для Оливии это также не странная блажь, то мне прежде всего придётся учиться заново ей доверять. Шаг за шагом, в мелочах и не совсем, и, может, я уже слишком замахнулся, слишком лихо и стремительно начал, но её забота… Меня словно просто бросило вперёд, швырнуло в направлении, о котором я и не думал, и мне это понравилось.

Я мог бы позвонить и убедиться, что она действительно на приёме, а не ушла через другой выход, и, конечно, со мной бы постарались связаться, не появись она. Но я так просто, легко и наивно выбрал не звонить, что это не потребовало от меня ровным счётом никаких физических усилий. Это было прямо как все те вещи, которые совершаются нами, не задумываясь, лишь согласно укоренившимся за годы жизни привычкам, неотъемлемым потребностям, разным ритуалам и принятым в обществе правилам. Например, дыхание, забота о себе и организме, знание того, что, уходя из дома, нельзя оставлять газ и свет включённым, а дорогу необходимо переходить по пешеходному переходу и на зелёный свет, и многое другое, о чём в суматохе дней мы порой даже не размышляем, а просто берём и делаем это. Так и я сегодня в случае с Лив. Хотя это даже близко никак не связано с чисткой зубов, принятием душа или причёсыванием волос.

— Она захотела пойти одна, но я её отвёз и после заберу. Пока есть время, сложу вещи. Всё в порядке? — подойдя, я наклоняюсь и целую маму в щёку. Её задетое прикосновением моего тела пальто шуршит между нами, в результате чего рождается смешной звук, напоминающий тот, с каким из воздушного шарика выходит воздух. Я чувствую, что широко улыбаюсь.

— Да, всё хорошо. Мне просто захотелось посмотреть, как выглядит комната.

— И что думаешь? — спрашиваю я, поднимаясь в спальню, где достаю сумку из-под кровати и направляюсь к комоду, на ходу доставая нижнее бельё и носки из прикроватной тумбочки. — По-моему, вышло неплохо, только не хватает какого-нибудь милого бордюра на стену. Лучше в фиолетовом оттенке. Но можно и в голубом. Тебя ведь не затруднит поискать?