– Сказал, да. А как нам работать? Если все нельзя? Мои люди больше ничего не взяли.
– Еще его ноутбук, – мстительно сказала Машка. – Нет, ну нормально? Мы тут прячемся от неаполитанской мафии, которая вломилась в наш отель. А в это время…
– Потом поговорим, – сказал Красовский Власику, даже не взглянув на него.
– Маша, приношу извинения. Надеюсь только, вы тут не скучали, – и Красовский ей подмигнул: мол, сам понимаю, какой здесь дурдом.
– Так что, мы можем возвращаться? – спросила Машка. В глубине души она побаивалась, что Красовский скажет «да».
Но он не сказал.
– Маша, подождите еще немного. Видите, какие в банке дела. Мы вернемся и все обсудим. И еще. Я приглашаю вас на свой день рождения. Через три дня. На остров Ли Галли. Вместе с Леной и Элей, разумеется. Я расскажу потом подробнее.
– Спасибо. Польщена. Вряд ли мы сумеем за оставшееся время найти достойный подарок.
– У меня традиция. Подарки себе и гостям я делаю сам. Так что ни о чем не беспокойтесь.
– А форма одежды?
Красовский улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой.
– Я сказал – ни о чем. Должен же я компенсировать вам причиненные неудобства.
– Сильно не размахивайтесь. С неудобствами, имею в виду. И можно мне еще бокал просекко? В счет компенсации? – сказала Машка Игорю. Потом кивнула Андрею. – А вы садитесь. Да ближе, ближе. Неизвестно, сколько тут Лену ждать. Будете развлекать меня беседой.
Странно, но оставляя Машку на молодого типа а'ля Джонни Депп, Красовский почувствовал укол ревности. У него было многокамерное сердце. Оно могло любить сразу нескольких.
Пьяная и несчастная
– Вилку в зад ты мне воткнула? – спросила Марина, когда мы уселись в ее спальне на кресла, окружившие тонконогий столик.
Я на секунду испугалась: вдруг она с пьяных глаз решит сейчас мне отомстить?
Хотя опьянение Марины сильно поубавилось, едва Красовский скрылся с глаз. В доме ее походка как-то сразу стала менее шаткой, плечи расправились, голова вскинулась. К своей спальне Марина подходила уже совершенной императрицей, от которой лишь припахивало виски.
Дверь она открыла своим ключом (о как тут у них! – подумала я).
И мы оказались в светлой, как все в доме, комнате с тем же ошеломляющим видом на море сквозь витражные окна.
Это была не спальня. Это были покои. Где жила очень беспокойная женщина. Постель в кровати под царственным голубым балдахином в жемчужно-серой комнате была смята, одежда – разбросана, в кабинете под старину книги валялись на полках стопками, антикварный стол завален бумагами, в гостиной на пианино янтарного цвета – грязная чайная чашка.
– Я не пускаю сюда горничную, – пояснила Марина, плюхнулась в кресло. И задала мне тот самый вопрос про вилку.
Я кивнула головой, ожидая всего.
Но Марина, шмыгнув покрасневшим от рыданий носом, сказала:
– Спасибо. Быстро сообразила.
И уставилась мне в глаза. Будто что-то решала.
– Я должна сделать вам укол, – засуетилась я. – У вас в доме есть успокоительное? В крайнем случае можно и выпить – смешать валерианку с пустырником, добавить 30 капель валокардина: он, конечно, вредный, но в таких случаях…
– Ничего не надо. Я в порядке. Мне нужно что-то тебе сказать, – наконец решилась Марина. И, секунду помедлив, добавила:
– Меня хотят убить.
Если бы мы с Машкой сами не пришли к этому выводу, может, я бы решила, что у Марины очередной пьяный бред. Но сейчас она была не похожа на сумасшедшую. И пьяна умеренно. Поэтому я только спросила:
– Кто?
– Красовский. Или Полина. Или Тамарка. Не знаю. Я здесь никому не верю. Ты вроде нормальная, – она еще раз окинула меня рентгеновским взглядом. – А подружка твоя как все эти…
– Что значит – все эти? Машка хорошая!
– Хорошая сучка. Повелась на него, как все. Да ладно, – махнула она на меня, когда я открыла для возмущения рот. – Он всех обволакивает. Включает обаяние. Как рубильник с током. Пять минут – и баба готовая падает к его ногам. Ты вроде не такая.
– Мне ваш муж не нравится, – честно сказала я. – Но я вас прошу про Машу гадости не говорить!
– При чем тут твоя Маша? Ты слышишь, о чем я? Креветки эти. Кто-то поменял мою тарелку, поняла? Когда я пошла в бар. Да, я ходила выпить, не надо так на меня смотреть! Ты поживи тут с ним. Колоться начнешь, не то что пить.
Я положила себе на тарелку три канапе. С тунцом. И когда вернулась, их было три. Только с креветками. А ведь Красовский всех предупредил. Может, нарочно. Чтоб на него не подумали. Врубаешься, доктор?
– Кто рядом с вами стоял?
– О том и базар. Все стояли. Ходили. Хотя главной гадины не было. Полинки. Так бы я на нее подумала. У Тамарки все же отравить меня кишка тонка. Да и раньше надо было думать. Сейчас ее место занято.
Марина встала, прошла в кабинет, закрыла за собой дверь. Вернулась с походной флягой, двумя стаканами. Я поняла, почему она не пускает горничную. Тут у нее нычка.
– Пей! – сказала она, плеснув в стаканы виски.
– Я не пью. И вам бы сейчас не надо. Все же у вас был анафилактический шок! – сказала я.
– Брось! Я в этом шоке живу!
Марина отхлебнула из стакана. Посмотрела мне в глаза.
– Это не первый раз, понимаешь? Неделю назад у моей машины отказали тормоза. Кто-то их испортил. Я, когда выпью, часто сажусь за руль. Гоняю по серпантину. Надо же адреналин куда-то сливать. Свалилась бы в пропасть пьяная – не придерешься. Только я к Петро заехала. За горючим, – похлопала она по фляжке. – У него дом здесь рядом, на горе. Я стала отъезжать – а тормоза фьють! Калитку ему снесла, полгазона. Но все живы. А ведь следующий раз может и не повезти. – Марина отхлебнула еще.
– Вы кому-то об этом говорили?
– А толку? Здесь все от Игоря зависят. Это он все подстроил. Он! Или его любовницы. Теперь еще и Соню…
Марина опять всхлипнула.
– Давно вы с ним… э-э… не ладите?
– С тех пор как он Тамарку в дом привел. Гулял-то всегда. С этими своими сиренами – с каждой ему надо переспать. Проклятье он, блин, снимает!
– Какое проклятье?
– Первая девка, которую он в сирены взял, его прокляла. Что наговорила – не знаю. Но испугала его конкретно. Чего уж он там мог с ней вытворить? Не рассказывает. Клянется, что не спал. Теперь вот с другими наверстывает. Но все они потом исчезали. А Тамарка задержалась. Нет, ты вот доктор. Скажи: нормально это – поселить в доме любовницу?
– Говорю как врач – ненормально.
– Вот. А мы так живем. Жили. Пока Полинка не появилась.