Уже собрался писать, но встал, открыл шкаф и плеснул себе самогону.
Такие дела посуху не делают.
Наконец взялся за перо. И вывел это противное царапающее слово.
«Завещание»
Еще секунду подумал. И неровными буквами стал писать:
«Завещаю похоронить меня в море: отвезти тело на лодке и бросить подальше от берега. Я так много съел рыбы, что, ради справедливости, и рыбы должны меня съесть».
Перечитал и усмехнулся.
Надо соблюдать чистоту стиля до конца.
Всю жизнь он был экстравагантен. Всю жизнь что-то выдумывал. Биографию. Как суетились перед ним эти большевички, когда он рассказывал, что хочет передать на дело революции доставшееся от отца имение Алмазовка! Которое на самом деле принадлежало не ему. Но ведь денег на их газетку он тогда им нашел. Знать бы, к чему тот, картавый все приведет. А эти итальянцы – как заглядывали ему в глаза, когда он говорил, что он сын сенатора, богатый наследник. Женщины обмирали от его рассказов об офицерской службе, масонских тайнах и интригах двора, к которому был приближен отец.
И ведь он почти не врал. Все это было. Не с ним, но было. Спасибо полному тезке, троюродному брату: сколько раз его биография выручала из самых затруднительных ситуаций.
Да, пожил хорошо, не скучно. Одна богатая жена сбежала от него, от другой, еще более богатой, сбежал он сам. Его обвиняли в убийстве, за ним следила полиция, о нем писали донесения.
Он был нужен всем: Дягилеву, которому помогал в организации выступлений в Риме. Мясину – ведь именно он нашел для него лучшее место на земле. Художникам, поэтам, композиторам – цвету мировой творческой элиты. Он всегда был среди тех, кто придавал вкус и цвет своему времени. Как катализатор помогал талантам встретиться, соединиться, зажечься друг о друга. Да, он тоже подбрасывал дров в веселое пламя Серебряного века, арт-нуво, модернизма.
А вот сейчас не нужен никому. Предложил издателю написать сборник дорожного чтива «Эротические воспоминания». Тот отказал. Мол, в ваши 78 лет – какая эротика.
Дурак! Он и из первого тома воспоминаний о всей его жизни эротические сцены вычеркнул. А ведь они были хороши! Вторую часть вообще вернули. Пожаловался Бунину, Вячеславу Иванову. Иванов ответил:
«Записки свои бережно храните, они сослужат свою службу в будущем».
А есть ли у него будущее? Здоровье подводит, гости перестали бывать. Один только сосед Франко Дзеффирелли еще слушает его удивительные истории. И всему верит… Даже тому, что он сын русского промышленника, которому принадлежала железная дорога от Санкт-Петербурга до Одессы, что сбежал в Позитано после дуэли с родственником царя из-за балерины, звезды петербургской сцены.
Хотя… Дуэли, конечно, не было. А балерины были. О, какие балерины!
Семенов оглядел комнаты, заставленные старыми вещами.
Так устроен мозг: с годами лучше помнишь то, что было давно. И не можешь вспомнить, что ты ел сегодня на завтрак.
Вот здесь, в этой гостиной она сидела. Приехала к Мясину. На репетицию – он тогда еще мечтал устроить на острове свой театр. Но разыгрался страшный шторм. И добираться на остров на лодке было опасно.
Так думала эта прекрасная, тонкая, как веточка, девочка.
Не знала она, что остаться наедине с Семеновым в его мельнице – куда опаснее, чем оказаться среди волн!
Или вот еще воспоминание. Вот здесь, прямо посреди этой гостиной Дягилев смертельно ссорится с Мясиным. Он приревновал его к Клавелю. Поэт Клавель решил отомстить своему возлюбленному – Таволато, который изменил ему с Кокто. Ну и приударил за Мясиным. А Мясин так устал от диктата Дягилева, что ответил на ухаживания «швейцарского гнома». Да, страсти тогда здесь бурлили!
А как Дягилев орал на Мясина, когда тот решил купить острова! Он просто возненавидел Ли Галли. Потому что понял: Мясин покупает не место для дома, а свободу. От него, своего Маэстро. И ведь не ошибся.
Мясин от Дягилева сбежал к балерине. Потом поменял еще двух жен. И со всеми жил на этих островах.
Возлюбленные Дягилева всегда изменяли ему с женщинами…
А там, в спальне, Пикассо впервые познал свою любовь Хохлову. Уж как ее уламывал! И все время лихорадочно рисовал ее профиль на чем придется – обрывках газеты, книжках, салфетках.
Ну и уломал на свою голову.
А сколько здесь было выпито! Наверное, собери все вино, что лилось здесь эти годы, – будет еще один Амальфитанский залив!
Семенов плеснул себе самогонки, и снова придвинул листок с завещанием:
«На оставленные мною деньги прошу памятника мне не ставить. А каждый год собирать всех, кто меня помнит, и устраивать веселое застолье – пока деньги не кончатся.»
– Вот интересно, – подумал Семенов. – На сколько раз хватит Тею?
Отъезд домой
– Веселые поминки вдова устроила всего один раз. Похоронила Семенова на местном кладбище. А на все оставшиеся деньги поставила ему бронзовый бюст, – закончил Андрей свой рассказ.
– Женщины никогда не делают то, о чем их просят мужчины! – вздохнул Власик.
– Зато мужчины всегда делают, что захотят! – парировала Машка.
Остаток вечера прошел мирно: Марина к столу не вернулась, Тамара берегла силы для новых схваток. Анжела жевала рукколу, жена итальянца, улыбаясь Лоренцо, сквозь зубы жаловалась нам на жизнь: ей осточертело каждые выходные встречаться с родней мужа и по пять часов поедать нескончаемую пасту.
Игорь шутил, в основном с Машкой, а Власик и воблоглазый о чем-то болтали.
– А он кто? – спросила Эля у Анжелы, показывая на Гену.
– Бизнесмен. У них с Игорем дела. Но сам он считает себя отличным антикваром. С ним тут все советуются, когда какое-нибудь старье или драгоценности покупают. Он хвастает, что любую подделку отличит. По-моему, врет. Вот у меня колье – кучу денег стоило. А он только губы так скривил: в следующий раз советуйтесь до покупки! Ага! У него же никакого вкуса! Подумаешь – искусствовед по образованию. А сам вообще в красоте не разбирается!
Я посмотрела на противного мужика по-новому. Для человека с бесперспективным образованием искусствоведа он неплохо преуспел в жизни.
– Не хочу вызывать вам такси – у нас сейчас такие лихачи появились. Костя вас отвезет! – сказал нам Игорь, когда последнее пирожное тирамису исчезло в бездонном Машкином желудке.
Гости побрели к своим машинам на стоянку перед домом, Анжела махала Машке как родной.
– А вас, Геннадий, я попрошу остаться! – сказал антиквару Власик голосом киношного Мюллера.
– Завтра созвонимся – надеюсь, у меня будут новости, – сказал Эле на прощанье Игорь.
Но новости оказались у нас, и значительно раньше…