– Извини, мужик, – сказала Машка и попыталась отвалить охранника от дверцы.
Но он вдруг наставил на нас пистолет.
– Я поеду машина! С вами! – сказал на очень плохом русском.
Прямо не бандитское логово, а кружок изучения русского языка. По мне, так вот этот пистолет был уже лишним. Перебор. Может, поэтому ни я, ни Машка даже толком не испугались. Некуда больше бояться: страха и так налилось до краев.
Спорить с тайцем было некогда. Тот, в балаклаве, мог выскочить в любую минуту.
– Лана, Тао, бегом! Помогайте! – скомандовала Машка застывшим на веранде красавицам. Нежная Лана, увидев, что у нас новый похититель, чуть в обморок не брыкнулась. Но его пистолета и гортанного окрика послушалась сразу: бросилась загружать подстрелка на заднее сиденье.
Я плюхнулась рядом перевязать рану: ох уж эта клятва Гиппократа! Лана покорно уселась сбоку, а Тао вскочила на переднее сиденье.
– Ключ? – спросила Машка, хватаясь за руль. И я почувствовала, что от слова «ключ» меня тошнит.
– Наверх. Зеркало! – простонал таец, подтверждая мои догадки о глобализации: минимум трое моих знакомых в России оставляли ключ от зажигания там же.
Мы так рванули с места, что из-под колес повалил дым.
Я оглянулась и увидела, что мужик в балаклаве выскочил из коттеджа. «Быстрее! быстрее!» – закричала я Машке. Но, как писал Джером К. Джером, Монморанси был не тот пес, которого надо науськивать. Машка резко вдавила газ. И тут я увидела, как к коттеджу с другой стороны дороги несутся выпученные от напряга фары машины. Это еще кто?
– Пистолет спрячьте! – сказала я тайцу, когда коттедж исчез за поворотом. – Сознание потеряете и в кого-нибудь попадете. Ногу покажите!
Таец сморщился от боли, но не шевельнулся.
– Я – врач. Рану не завяжете – помрете прямо в машине от потери крови. Вы меня понимаете?
– Только трупа нам тут не хватало! – процедила сквозь зубы Машка, петляя по темной дороге. Лана и Тао сидели так тихо, будто уже умерли.
Таец убрал руку, которой зажимал рану. Значит, понял.
Я еще никогда не ставила диагноз на ходу в полутьме под дулом пистолета.
– Что тут? – трясущимся голосом спросил таец.
– Могу сказать одно: это не аллергия! – сообщила я, а сама вспоминала: кровь темная, фонтаном не бьет, значит, кровотечение венозное, рана небольшая, задета ли кость, сказать трудно, но обломков нет. Прогноз неплохой – ну, если нас сейчас не догонят.
– Аптечка в машине есть? – спросила я тайца. Тот закивал головой:
– Сзади! Сумка! Нет, чиммодан!
То есть в багажнике, поняла я.
– Останавливаться не буду! – заявила Машка, которая забуривалась все дальше по горной дороге. Я оглянулась: погони не было.
– На секунду! – попросила я. – Истечет же, зараза, кровью!
Машка резко затормозила, я метнулась к багажнику, достала аптечку, впрыгнула обратно – и мы снова рванули. Знали бы вы, как неудобно обрабатывать рану в трясущейся машине, каждую секунду ожидая, что пациент от боли не вскрикнет, а выстрелит! И все же, вдоволь настукавшись головой о крышу машины, я наложила-таки давящую повязку. Лана пыталась отвлечь тайца от боли нажатием каких-то точек.
– В больницу надо! – сказала я наконец. – Вдруг там пуля застряла или кость раздроблена!
– Больница низя! – испугался таец. – Ты врач! Ты лечи, я вам помогать! Закопать!
– В лесу нас закопаешь? Отличная помощь! – не удержалась Машка.
– Нет лес. Дом. Там закопать.
– Спрятать! – поправила я.
– Прятать. Вас найдут. Убить. Меня найдут. Убить. Я врага пропустить. Хозяина не защитить…
– Да, дерьмовый ты работничек! – Машка притормозила: дорога за поворотом делилась надвое.
– Куда ехать? – спросила она, оборачиваясь к Лане.
– А куда ты хочешь приехать? – ответила та, будто читала «Алису в Стране чудес».
– Я хочу приехать в Москву! Ты что, дура? Где тут у вас можно спрятаться?
– Может, поехали прямо в полицию? – сказала я.
– Полицию низя! – испугался таец. – Она с нами… с ними… и он показал крепкое рукопожатие. – Всех отдать тем. Убивать. Надо всем закопать!
– Счас догонят и без тебя всех закопают! – зло хмыкнула Машка.
Тут, обернувшись, я увидела далеко сзади какой-то отсвет.
– Едут! За нами гонятся! – в панике закричала я.
– Право! – скомандовал таец, и Машка мгновенно его послушалась. Мы промчались метров сто.
– Обочина! Въезжай! – командовал таец. Было видно, что он отлично знает эти русские команды.
– Какая на фиг обочина в этих джунглях! – проворчала Машка, но быстро свернула вбок и заглушила мотор.
– Тихо! – сказал таец.
Цокнул что-то на своем птичьем языке Лане. И когда она сползла вниз с сиденья, приоткрыл дверцу и выставил во тьму пистолет.
Мы замерли. Почти сразу же из-за поворота раздался гул мотора и по листьям запрыгал призрачный свет фар. Свернет налево или направо?
Секундная заминка…
И два страшных светящихся глаза проскочили мимо: этому Вию еще не отворили веки…
Машка потянулась к ключу зажигания…
– Сидеть! – прикрикнул таец, будто перед ним была собака, а не белая девушка. И лишь через несколько минут скомандовал: – Ехать! Быстро! Дорога старая видишь. Свернуть!
Насчет дороги это он загнул. Раздолбанная колея с не успевшими уползти с нее корнями, похожими на толстых змей. Несчастная машина стонала и подпрыгивала, таец тоже подпрыгивал и стонал.
Когда мы вдруг вывалились на обычную трассу, по которой весело катили машины и мотоциклы, мне захотелось заплакать. И немедленно выскочить к людям. Господи, ведь еще два дня назад мы были такие же счастливые туристы – ну, с глупой надеждой получить деньги от неведомой тайки.
Теперь мы спаяны одной цепью с проституткой и криминальной красоткой, а тайский мафиози держит нас на мушке: негодяй так и не убрал пистолет. И хотя мы сейчас едем с беззаботными, не подозревающими о своем счастье туристами рядом, как разнятся наши пути!
Впрочем, рядом мы ехали недолго, свернули на еще одну проселочную дорогу, на этот раз удивительно ровную. И вскоре подъехали к высокому забору с коваными воротами. Таец порылся в кармане, достал связку ключей, показал на самый маленький и протянул его Лане:
– Открыть!
Лана справилась с замком не сразу. Мы въехали на участок, покатили по асфальтовой дорожке мимо высоких растопыривших пальцы пальм, пока перед нами не выросла темная громада трехэтажной виллы.
Машка заглушила мотор. Всем было страшно выходить. Кажется, даже тайцу.