Колдовской пояс Всеслава - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Луковская cтр.№ 21

Они лежали, обнявшись и тяжело дыша. Юрий рисовал губами на ее плече узор, она гладила его мягкие кудри. Солнце упало за лес, небо потемнело, быстро сгущались сумерки. Дуня потянулась было за валявшейся рядом рубахой, но чернявый отшвырнул скомканную тряпицу подальше.

— Дай хоть полюбуюсь, а то стемнеет скоро, — ласково промурлыкал он и, наклонившись к самому уху любимой, тихо прошептал. — Ты как девкой-то оказалась, вдовица честная?

— Показалось тебе, — вспыхнула Евдокия, отворачиваясь.

— Сказывай уж, а то до смерти зацелую, — повернул ее к себе Юрий, насмешливо заглядывая в глаза.

— Не моглось уж ему, — выдавила из себя Дуня.

— Так вот, что это за зелье ведовское, что и бычка не жалко, — Юрий захохотал. Дуня обиженно стала вырываться, чернявый примирительно чмокнул ее в щеку.

— Что ж ты сразу не призналась, я бы тогда…

— Не стал бы, — обмирая, продолжила за него Дуняша.

— Поласковей был, дуреха. «Не стал бы». Да я как увидел, как ты борова ведром огрела, так и подумал: «Его лупит, а меня ласкать станет».

— Да ты ж меня и брать с собой не хотел. Разве забыл, как я тебя уговаривала?

— Так цену себе набивал, — честно признался Юрий, — я на тебя сразу глаз положил.

— Выходит, ты меня соблазнял дорогой, — ахнула Евдокия.

— А может ты меня: «Юрашик, миленький», и ресницами хлоп-хлоп. Я тебе что, полено?

Дуня смущенно улыбнулась.

— Ну, и испугался я крепко, как ты к русалкам в гости нырнула. Аж сейчас морозно, — пальцы Юрия распускали льняную косу.

— А сегодня не боязно было? — Дуняша положила голову на его широкую грудь и услышала, как бьется сильное мужское сердце.

— Сегодня нет. Я прикинул насколько они позади, сразу понял — уйдем.

«Ой, хвастун!»

— Не веришь?

— Верю, Юрашик, — прошептала Евдокия, и они опять слились в страстном объятье.

Только глубокой ночью, когда убывающая луна заглянула в овраг, яркими бликами засверкав в ленте ручья, влюбленные отправились в дорогу. По пути Юрко все время озорничал: то внезапно подхватывал Евдокию на руки, то начинал щекотать, то сгребал в охапку, награждая долгим поцелуем.

— Так мы не скоро доберемся, — ворчала для вида Дуняша.

— Давай хоть намилуемся, а то при дружине смущаться станешь, чай, и не подпустишь?

Даже ночью жаркие травы кружили голову медовым ароматом, или Дуне это только мерещилось.

— Приедем в Ростов, я тебя у тетки поселю. Она баба хорошая, сама во вдовицах давно уж тоскует, все поймет, — начал рассуждать Юрий, — буду к тебе нахаживать, подарочки носить. Не хуже княгини у меня будешь.

— Отчего ж у тетки? — в груди неприятно кольнуло.

— Ну, это пока, а потом, коли не захочешь с теткой, так я тебе отдельные хоромы отстрою. Князь за пояс щедро расплатиться должен.

— Какие хоромы? — Дуня остановилась, дыхание перехватывало. — Разве ты меня в дом свой не введешь?

— Ну, можно и в дом пока, — в темноте не видно было его лица, но он все равно отвернулся.

— Ты венчаться со мной не будешь? — совсем тихо спросила Евдокия.

— Нет.

Мир рухнул, раскололся словно горшок на мелкие черепки. Дуня развернулась и быстро пошла в обратную сторону.

— Дуняша, не балуй, ну что ты удумала? — Юрий догнал ее одним прыжком и схватил за руку.

— Пусти, мне в Смоленск надо, — стала она вырываться.

— Какой Смоленск? Да послушай! Нельзя мне венчаться, мне уж невесту засватали. Я с братьями Куничами ряд об том заключил, поворотить нельзя.

— Боярышню? — окатила его Дуня презрением.

Юрко молчал.

— Ну, так иди — женись, от меня чего хотел, ты уж получил. А мне, простоте деревенской, уходить нужно.

— Никуда тебе не нужно! — разъярился Юрий. — Не пущу я тебя. Да я же не знал, что так будет. Я же не ведун, чтобы в будущее заглядывать. Дружина княжья малая сидела, выпили крепко, песни орали, ну я и давай в шутку девку их сватать. Думал — откажут, посмеёмся да каждый в свою строну, а Куничи взяли, да и согласились, ряд мне подсунули. Теперь уж понятно, они моими тестями и не думали становиться, вон пса своего по следу послали, чтоб прикончил.

— Так и не выполняй, коли они твои да княжьи вороги.

— Доказать я того не смогу, князь не поверит. А про ряд вся дружина слыхала. Жениться мне придется.

— Отчего ж ты сразу мне про сватовство свое не сказал?

— Тогда б ты мне не далась, а уж больно хотелось, — от его честности стало тошно, лучше бы соврал. — Дунечка, ну что ты упрямишься? Да я же тебя не бросаю, все к ногам твоим кину.

Евдокию передернуло, такие же слова ей говорил в козлятнике Кривко.

— Мне всего не надобно, себе оставь.

— В любви да заботе жить станешь. Никто тебе и слово худого не скажет, да многие так живут. Грех-то невелик.

— Грех невелик?! — взвилась Евдокия. — Дети твои ублюдками станут расти, потешаться над ними каждый будет, а у тебя грех невелик.

— Ну, как детей-то не наплодить я знаю. Сегодня от тебя голову потерял, забылся, а так-то я ученый, об том не тревожься.

— Мерзость какая, не смей ко мне больше прикасаться, иначе я с собой чего сделаю.

— Гляди-ка, княгиня какая. Уговаривать не стану, — Юрко, наконец, отпустил ее руку. — Не хочешь со мной в любви жить, так и не надо. Налетят девки и без тебя утешат. Доведу, как обещал, до монастыря ярославского, и иди себе — молись до седых волос. Преграды чинить не стану. Пошли, нечего дурить, в Смоленск на гибель все равно не пущу.

Они шли молча, поодаль друг от друга, каждый погруженный в свои мысли.

— Дружине не сказывай, что у нас было. Сделай для меня хоть это, — сухо попросила Евдокия.

— Об том не тревожься. Никто не догадается.

И опять тягостное молчание. Дуня радовалась хотя бы тому, что сейчас темно, и чернявый не видит потоком льющихся слез. «Ночью наплачусь, а поутру он ничего и не заметит. Не надо ему знать, как мне больно».

— Иди-иди, черница, — вдруг зло крикнул ей Юрий, — иди в свой монастырь. Хлебнешь там горюшка, еще прибежишь ко мне, проситься станешь…

— Не стану, — перебила его Евдокия.

— Станешь, сама ко мне прибежишь, а уж я тогда, — он тяжело выдохнул, — сразу прощу, потому что люблю тебя, а про девок то я так, со злости нагородил, чтоб тебе, как мне сейчас, тоже маялось… И дитя, коли захочешь, у нас будет. То я тоже дурость сказал. Придумаю что-нибудь, как сироту усыновлю али еще чего… Дунь, давай помиримся.

Хотелось крикнуть: «Да», — кинуться на шею, зарыться пальцами в мягкую гриву и оттаскать хорошенько, чтоб неповадно было, а потом целовать, тереться щекой о шершавую грубую щеку, нежно заглядывать в глаза.