— Здесь не может быть общих правил, — возразил рассудительный Уорден. — Иногда излишек воображения и рассудочность дают хорошие результаты. Иногда — нет.
IV
Здоровье пленных было предметом беспокойства полковника Никольсона. За этим он пришел в лазарет к доктору.
— Так больше не может продолжаться, Клиптон, — сказал он сурово. — Я понимаю, что нельзя заставить работать тяжело больного человека, но есть же предел. Вы уложили в лазарет половину личного состава. Как мы, по-вашему, можем закончить мост через месяц?
— Взгляните сами на них, сэр, — ответил Клиптон, пытавшийся сохранить спокойствие и почтительность, которую полковник требовал от всех подчиненных вне зависимости от их званий и должности. — Если бы я стал поступать так, как велит мне профессиональный долг или простое человеколюбие, я бы снял с работы не половину личного состава, а всех до единого. Особенно с такой стройки, как эта!
В первые месяцы возведение объекта шло в ускоренном темпе, останавливаясь лишь в те моменты, когда Сайто впадал в исступление. Комендант вдруг решал, что ему следует напомнить, кто здесь хозяин, и, утопив в алкоголе обычную робость, превращался в жестокого тирана. Но срывы быстро пошли на убыль после того, как стало ясно, что они задерживают строительство. Мост рос со значительным опережением графика, составленного майором Хьюзом и капитаном Ривзом. Однако вскоре климат, усталость, недоедание и плохие условия жизни стали все ощутимее отражаться на здоровье солдат.
Их физическое состояние стало внушать беспокойство. Лишенные мяса — за исключением редких случаев, когда жители соседней деревни соглашались продать лагерю какую-нибудь отощавшую корову, — лишенные масла, лишенные хлеба, питаясь одним только рисом, пленные постепенно превращались в живых скелетов, тех самых, что привели в ужас Джойса. Каторжный труд в «свайной» бригаде — им приходилось целый день налегать на веревку, поднимая и опуская грохочущую чугунную чушку, — сделался подлинной мукой. В остальных бригадах было не слаще. Солдаты, стоя на мостках по пояс в воде, поддерживали сваю, пока сверху по ней, оглушая, ухала чушка.
Пленные еще как-то держались благодаря самоотверженности таких командиров, как лейтенант Харпер. Этот могучий человек и расторопный начальник целый день без устали подбадривал солдат, сам, не колеблясь, включался в дело, помогая слабым, хотя как офицер мог и не тянуть веревку. У англичан оставались даже силы для юмора, и каждое появление Ривза с чертежом, градуированной линейкой, ватерпасом и другими самодельными инструментами встречалось шуточками. Капитан самолично лез в воду и, ступая по шатким мосткам, делал замеры. За ним неразлучно следовал маленький японский инженер, деловито заносивший цифры в свою записную книжку.
Поскольку офицеры ориентировались во всем на полковника, в конечном итоге он один держал в руках судьбу моста. Полковник знал это и испытывал законную гордость, как всякий руководитель, любящий ответственность и не бегущий от нее. Он принял на себя весь груз тягот и забот, связанных с этой частью.
Постоянно растущее число больных стало главной его заботой. Рабочие роты буквально таяли у него на глазах. Каждый день, час за часом жизненные силы покидали пленных, чтобы воплотиться в неживой материал. Их уносила земля, безжалостная растительность, вода и сырой воздух, наполненный тучами насекомых.
Клиптон боялся, что вот-вот в лагере вспыхнет эпидемия, например холеры, о появлении которой сообщали из других лагерей. Пока ее удавалось предотвратить строгими санитарными мерами, но случаи малярии, дизентерии и бери-бери не прекращались. Ежедневно ему приходилось класть в лазарет все большее число людей. Он ухитрялся доставать для тех, кто мог есть, почти сносную пищу, собирая ее из редких посылок Красного Креста, не разворованных японцами. Да и просто передышка в адской работе была бальзамом для многих пленных: чугунная чушка истощала мышцы, корежила нервы. Люди ходили в полубреду, а по ночам мучились в кошмарах.
* * *
Полковник Никольсон, любивший своих солдат, поначалу поддерживал Клиптона и защищал его своим авторитетом. Ему удавалось предотвращать вспышки ярости Сайто, перелагая норму заболевших на плечи здоровых работников.
Но и он считал, что Клиптон зашел слишком далеко. У полковника возникло подозрение, что тот, пользуясь своим врачебным правом, объявляет больными людей, которые вполне еще могли поработать. За месяц до сдачи объекта было не время миндальничать. Поэтому в то утро он явился в лазарет с намерением все увидеть самому, объясниться как следует с Клиптоном и, если понадобится, твердой рукой наставить доктора на путь истинный. Разумеется, он собирался сделать это с надлежащим тактом в отношении майора-медика.
— Что ж, давайте посмотрим, к примеру, вот этого, — сказал он, останавливаясь возле одного больного и обращаясь к нему: — Что у вас болит, мой мальчик?
Вокруг на бамбуковых нарах лежали пленные. Одни метались в жару, другие неподвижно свернулись под тряпичными одеялами, выставив наружу трупные лица. Клиптон отрезал:
— Минувшей ночью у него была температура сорок, сэр. Малярия.
— Так, — сказал полковник, продолжая обход. — А у этого?
— Тропические язвы. Я вскрыл вчера у него на ноге нарыв… ножом, других инструментов у меня нет. В дырку мог бы войти мяч для гольфа, сэр.
— Значит, это был он. Я слышал вчера вечером, как кто-то у вас кричал, — задумчиво промолвил полковник.
— Это был он. Его пришлось держать четверым товарищам. Я надеюсь, ногу удастся спасти, но… все может случиться, — тихо добавил доктор. — Вы хотите, сэр, чтобы я отправил его на мост?
— Не говорите глупостей, Клиптон. Никто не настаивает. Если вы так считаете… Поймите меня. Речь идет не о том, чтобы гнать на работу больных или раненых. Просто нам надлежит усвоить одно: до сдачи объекта остается ровно месяц. Необходимо собрать все силы для последнего рывка. Я знаю, это тяжело, но что поделаешь. Поймите: ведь как только вы снимаете у меня со стройки одного человека, я вынужден поручать его работу кому-то еще. Я хочу, чтобы вы помнили об этом, ясно? Возможно, что человек, обращающийся к вам, не вполне здоров, но он все же мог бы выполнять какую-нибудь работу, сколачивать балюстраду, например, или наводить глянец — Хьюз вот-вот приступает к этому.
— Полагаю, вы не собираетесь красить мост, сэр?
— Об этом остается только мечтать, Клиптон, — с горечью сказал полковник. — В лучшем случае покроем известковым раствором. Мост и так прекрасная цель для авиации! Не забывайте, что мы воюем.
— Совершенно верно, сэр. Мы воюем.
— Нет-нет, никаких излишеств. Я сам против. Достаточно того, что все будет в идеальном порядке, вычищено… Я приходил к вам за этим, Клиптон. Надо внушить солдатам мысль о солидарности… Вот этот, скажем, что с ним?
— Гнойная рана на руке, которую он получил, поднимая балки для вашего, будь он трижды проклят, моста, сэр! — выпалил Клиптон. — И таких, как он, у меня человек двадцать. Ничего удивительного, что при таком истощении раны не затягиваются, а начинают гноиться. А мне нечем их лечить.