Наконец, собравшись с духом, Маша толкнула дверь.
На кухне горел свет и пахло кофе. Мама сидела за барной стойкой спиной к Маше, Крестовский подпирал подоконник. Кажется, разговора в Машино отсутствие у них не получилось. Стоило Маше выйти, как Крестовский поставил на подоконник чашку, которую до этого сжимал в ладонях, и снова засунул руки в карманы. Мама медленно развернулась и соскользнула с барного стула так изящно, будто сидела на них каждый день.
— Ты готова? — спросила мама как ни в чем не бывало.
Приготовившаяся защищаться Маша растерялась и посмотрела на Крестовского. Тот выглядел сейчас таким же собранным и отстраненным, каким он встречал ее с Димкой в свой день рождения.
Маша молча направилась к выходу, видя боковым зрением, что мама двинулась за ней. Из Машиных кедов торчала ультрафиолетовая сушилка для обуви. Она оглянулась на идущего следом за мамой Крестовского, и тот вопросительно приподнял брови.
— Спасибо! — указала Маша на кеды.
Крестовский вежливо ответил:
— Пожалуйста.
Надев не до конца просохшие кеды, Маша открыла входную дверь и вышла в ярко освещенный холл. Всего на этаже было три двери, но в холле стояла такая тишина, будто за ними никто не жил. Вот в ее доме жильцов всегда было слышно.
Вызвав лифт, Маша повернулась к Крестовскому, чтобы попрощаться. К ее удивлению, Крестовский, успевший надеть ветровку, запирал дверь.
— А ты куда?
— Я вас отвезу, — ответил он.
— Спасибо, Роман, не стоит, — сказала мама тем тоном, каким всегда разговаривала с Крестовским в университете, хотя, как выяснилось, виноват он был лишь в том, что родился на свет вместо маминого ребенка. И уж точно не по своей воле.
Маша ожидала, что Крестовский уйдет от конфликта, как всегда это делал в универе. Обычно он старался не попадаться маме на глаза или же молча соглашался со всем, что она говорила, хотя Маше казалось, что у него зачастую есть отличное от преподавателя мнение. Поэтому сейчас она открыла было рот, чтобы попрощаться, однако Крестовский вдруг твердо произнес:
— На улице дождь, а у Маши мокрые кеды.
Мама посмотрела на Машу, потом на него и неожиданно не стала спорить. Маша же почувствовала, что ее щеки заливает краска. Почему его волнует то, что она в мокрой обуви? Она же не Шилова.
Они спустились на лифте в подземный гараж, и машина Крестовского приветливо мигнула фарами. Когда Крестовский распахнул пассажирскую дверь, Маша постеснялась сесть спереди. Мама же предложением воспользовалась. Крестовский, дождавшись, пока она устроится, молча прикрыл переднюю дверь и так же молча открыл заднюю. Маша скользнула на пассажирское сиденье, а Крестовский, по-прежнему не произнося ни звука, вытянул из-за сиденья ремень безопасности и подал его Маше.
Перед тем как тронуться с места, Крестовский настроил кондиционер так, что на Машины ноги начал дуть теплый воздух. Она посмотрела на него в зеркало заднего вида и, когда их взгляды встретились, улыбнулась. Ей очень хотелось, чтобы он улыбнулся в ответ, и он не подвел. Его улыбка вышла еле заметной, но она была.
— Вы давно водите, Роман? — нарушила тишину мама, когда Крестовский плавно остановился перед очередным светофором.
Маша вспомнила его признание и мысленно взмолилась, чтобы он не ляпнул маме о своих проблемах с вождением. С той сталось бы выйти из машины, а Маше хотелось по возможности оттянуть момент, когда они с мамой останутся наедине.
— Машину — год, — коротко ответил Крестовский.
— Почему вы перебрались сюда?
— Мы — это я или мы вместе с отцом? — уточнил Крестовский, посмотрев в боковое зеркало со стороны водителя, перед тем как перестроиться.
По профилю мамы Маша видела, что та злится. Однако заговорила она ровным голосом. Правда, со своей особой интонацией — для недалеких студентов.
— Меня интересуете вы, Роман. Ваш отец с моей дочерью, к счастью, не общается.
Маша открыла было рот, чтобы вмешаться, но не решилась. Крестовский ответил не сразу, видно, в первую очередь выстроил фразу в голове:
— Я приехал потому, что отец решил перебраться в Москву.
— Не пожалели? — По насмешливому тону мамы было ясно, что ее вопросы продиктованы единственным желанием — уязвить.
— Нет. — Его тон можно было бы с легкостью посчитать пренебрежительным.
Еще неделю назад Маша сама бы на это купилась, как купилась сейчас мама. Та смерила Крестовского неприязненным взглядом и отвернулась к окну. Маша тяжело вздохнула и попыталась поймать взгляд Крестовского в зеркале заднего вида, но он теперь неотрывно смотрел на дорогу. Маша откинулась на сиденье и тоже отвернулась к окну, размышляя о том, как ей теперь быть, как общаться с мамой, как ее теперь называть.
Вдруг откуда-то раздалась вторая сюита Баха. Маша вздрогнула и хлопнула себя по карману, однако звук доносился из маминой сумочки.
— Дмитрий, — оповестила мама, передавая Маше трубку.
Маша бросила взгляд на отражение Крестовского, но тот все так же смотрел на дорогу, будто происходящее его не касалось.
— Алло, — прикрыв трубку рукой, произнесла Маша.
Конечно, лучше было бы не отвечать на звонок, потому что ей нужно было как-то оправдываться за ужин с Крестовским, а сейчас был не самый удачный момент, но проигнорировать вдруг объявившегося Волкова она не решилась.
— Маш, — голос Димки звучал настороженно, — говорить можешь?
— Не очень, — призналась Маша.
— Не можешь или не хочешь? — к ее удивлению, спросил Волков.
— Не могу. Я тебе перезвоню, как до дома доеду.
Маша почувствовала на себе взгляд и посмотрела в зеркало заднего вида. Крестовский тут же вернул свое внимание на дорогу.
Сбросив звонок, Маша засунула телефон в карман. Крестовский включил радио, и в машине негромко зазвучал рейв. Маша такое не слушала, она же правильная девочка. В ее доме играли классическая музыка и душещипательная попса. Она правильная девочка… И теперь ей нужно было решить, как жить дальше.
Въезд во двор их дома перегородила машина скорой помощи, поэтому Крестовский высадил их чуть поодаль. Маша распахнула дверь и попыталась выйти, но ремень безопасности не позволил. Пока она возилась с застежкой, Крестовский успел обойти машину, по очереди открыть двери для мамы и для Маши и, склонившись над Машей, отстегнуть замок ремня.
— Спасибо, — прошептала Маша почти в самое его ухо.
Он лишь кивнул в ответ. Зато подал руку, помогая выбраться из машины, и на этот раз Маша ее приняла, испытывая мстительное удовольствие оттого, что это увидела ее мама.
Крестовский нейтральным тоном пожелал им доброго вечера, сел в машину и рванул с места так, будто стартовал на этапе Гран-при «Формулы-1».