Загадочный святой. Просчет финансиста. Сердце и галактика - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Буль cтр.№ 4

— Которые он ведет, кстати сказать, из рук вон плохо! — горячо перебил приора врач, который тоже принимал это близко к сердцу. — А что до нашей знати, так она и вовсе не умеет воевать и занята одними кутежами. Да разве способны бурдюки, налитые вином и окованные железом, одолеть англичанина, даже когда их двое против одного?.. Но вернемся, мой приор, к нашим подопечным: ведь такая вот их изоляция, похоже, вполне устраивает наших властителей.

— Это худо, — вздохнул приор. — Прокаженные прошли через многие и многие страдания. А ведь себялюбие и злоба — болезни куда более заразные, чем лепра. Оттого-то сердца наших больных и зачерствели, оттого-то нравы их сделались во всем подобны жестоким нравам жителей равнины. Ни один больной не питает ни малейшей жалости к собрату по несчастью: прокаженный хромец презирает слепого прокаженного, безносый прокаженный ненавидит и бежит прокаженного, покрытого коростой, и так далее…

— А при появлении прокаженного негра в ужасе разбегаются все. Да, вы совершенно правы. Потому-то наше уединенное житие — я не раз говорил вам об этом — и нуждается в общественной градации, то есть в упорядочении взаимоотношений между больными.

— Вовек мне не понять этих ваших хитростей-премудростей! — взвился приор. — Я всего лишь бедный пастырь. И полагаю, что все эти ваши сословия, градации или упорядочения просто омерзительны, как их ни назови… И еще мне кажется, что есть вещи куда посерьезнее, и нам стоило бы о них задуматься…

Он вдруг умолк и поднес ко рту свою кружку.

Жана Майара всегда забавляло, как пьет приор. Вот и теперь его вздутая и оттопыренная нижняя губа сперва отвисла, как у некоего животного, а потом неловко прилепилась к краю кружки, обхватила ее почти целиком, так, что языку оставалось только лакать вино. Украдкой наблюдая за ним, врач подумал, что друг его с каждым днем все более походит на льва, но сейчас — на грустного льва, и это отнюдь не украшало приора.

— Да, есть вещи посерьезнее, о которых нам стоило бы задуматься, — повторил приор, поставив кружку. — Мне страшно признаваться в этом даже себе самому, однако вынужден с прискорбием отметить, что и меня не обошла зараза безразличия к ближнему. Мне все труднее и труднее являть милосердие к братьям моим, прокаженным. Я уже говорил вам, мэтр Жан, что всем нам нужен чистый воздух. Потому как иногда, особенно по вечерам, гора наша окутана, словно саваном, зловонным запахом лепры, и смрад этот вызывает упадок духа даже у самых стойких и добропорядочных христиан.

— Да, над нашей горой держится зловонная эманация проказы, тут я целиком с вами согласен, — покивал врач. — Запах гнусный, однако к нему можно привыкнуть, если относиться к нему философски, стоически. Зато разного рода злодеев и нечестивцев, равно как и плохих христиан, он заставляет держаться подальше от нас. Не забывайте и об этом!

Жан Майар собрался было добавить к сказанному еще несколько веских резонов, но тут со двора донеслись возгласы брата Роза.

— Святой! К нам пришел святой! Брат приор, это Господь послал к нам своего святого! Святой! Он явился! Он здесь, у нас! — вопил брат Роз.

Приор вздрогнул. Его приплюснутый нос дернулся, как у внезапно потревоженной кошки. Это известие, чудесным образом совпавшее с его тревогами и заботами, было не иначе как знаком свыше. Поднявшись с хромого табурета, приор подошел к окну. Из окна своей кельи, расположенной во втором этаже монастыря, он глянул на небольшую площадь, к которой вела центральная аллея лепрозория. С приближением ночи здесь все обычно погружалось во мрак и гробовую тишину, но теперь ее нарушил Роз. Крики его отдавались по окрестностям гулким причудливым эхом. Стоя под окном приора, он, не унимаясь, возвещал о чудесном пришельце:

— Кажется, он пришел к нам издалека, брат приор! Это видно по его пропыленным одеждам… Он подошел ко мне близко-близко… Увидел мое обезображенное лицо, но не убежал прочь, не явил ни страха, ни отвращения! А потом он распахнул мне свои объятия и поцеловал меня! И вот еще диво: от его дыхания веет миррой и ладаном… я ощутил это уже дважды!

Послушав восторженные крики монаха, мэтр Жан Майар поморщился и процедил сквозь зубы:

— Вздор! Наверное, добрый брат Роз попросту спятил! И еще мне кажется, что навлечет он на нас ярость жителей равнины. Скорее всего, к нам забрел какой-то странник, плохо сознающий, что занесло его на Больную Гору, к прокаженным. Кричал ты ему, чтобы не приближался к тебе? — спросил врач монаха. — Предупреждал, что ты заразный? Этого требует закон, и тебе он прекрасно известен.

— Я все сделал, как полагается! А он ответил мне, что пришел к прокаженным по доброй воле. Видит Бог, я вел себя так, как того требует мое положение. А он по-братски меня расцеловал.

— Расцеловал?! Прокаженного-то? — с недоверием переспросил Майар.

Приор же явно колебался. Стоит ли верить брату Розу? Вон как он разволновался. Может, ему просто привиделось?

— Где он сейчас, этот твой святой? — все же спросил приор.

Брат Роз повернулся и показал рукой.

Приору с трудом удалось разглядеть из своего окна высокий силуэт в коричневом платье. Пришелец уже миновал ворота и шел к монастырю. В появлении этого человека священнику виделся некий таинственный знак, и он вдруг поверил, что это само Небо вняло, наконец, его молитвам.

Неизвестный шел по главной аллее сначала быстро, потом все медленнее, поглядывая то направо, то налево. Он явно сознавал, что стал своего рода мишенью для множества любопытных взглядов — люди уже начали собираться на боковых аллеях, тянущихся параллельно главной. Все они, казалось, сразу узнали его: конечно же, это был он, зримый, воплощенный образ героя-чудотворца, о коем так долго мечтали, о котором молились обитатели Больной Горы. Толпа зарокотала, послышались возгласы: «Святой! Святой!». Разыгравшееся воображение прокаженных вдруг озарилось, словно неким пламенем, предчувствием чуда: в неизвестном они увидели Мессию, посланного Всевышним, чтобы превратить подобие ада в царство любви.

Однако приблизиться к страннику никто пока не решался — похоже, он внушал глазеющим на него прокаженным не только благоговение, но и некоторую тревогу, даже страх.

Увидев, что пришелец замедлил шаг, из толпы отважилась выступить старуха с отвислыми щеками. Она переступила кромку главной аллеи и очутилась совсем рядом с неизвестным.

Чужак приостановился и повернулся к ней, распахнув объятья. Все замерли, затаили дыхание, а он обнял старуху и облобызал. И пошел дальше. Но в толпе уже нарастал невнятный гомон, лихорадочное возбуждение обещало захлестнуть весь лепрозорий.

— Вы видите? — промолвил взволнованный приор.

— Вижу… — ответил врач. — Вижу и думаю: а вдруг нас всех прямо сейчас вознесет на Небеса!

Прокаженные быстро осмелели — неизвестный шел теперь вдоль темных трепещущих рядов отверженных, чье удивление готово было вот-вот превратиться в фанатичное обожание. Когда он проходил под окнами монастыря, уже сотни иссохших губ повторяли возглас брата Роза «Святой! Святой!..», сотни тощих рук тянулись к нему.