— Нельзя рассказывать о желаниях, иначе они не сбудутся, — философски отмечаю, стараясь держать себя в руках, но в груди предательски жжет и голос хриплый.
— А я не хочу чтобы оно сбылось, — уверенно отрезает сын. — Я загадывал его уже трижды, и все без толку.
Молчу, и Серега принимает это за согласие и произносит слова, от которых я теряю способность дышать насовсем.
— Я загадывал, чтобы у меня появился папа… — дрожь сотрясает тело, и я стискиваю руки пытаясь себя осадить и не задушить ребенка в объятиях, но не могу. Не могу себя перебороть. — А сейчас я решил, что не хочу папу, я хочу чтобы ты был всегда рядом вместо этого.
— Тогда нам нужен еще торт, и ты перезагадаешь желание и оно точно сбудется… — отстраняюсь, заглядывая в маленькое личико и чувствую, как ком постепенно тяжелеет, настолько сильно я привязан к этому маленькому, похожему на меня как две капли воды пацану.
— Думаю нет нужды покупать торт, — красивый голос Ангелины звучит так же хрипло как и мой, и мы с Серегой поворачиваемся к двери, и у меня снова перехватывает дыхание. Ангелина так красива в белом платье с убраными в высокую прическу волосами, что хочется взвалить ее на плечо и утащить в свою берлогу. — Твое желание наконец сбылось Сереж.
Больше она не может произнести ни слова, поднимает глаза к потолку, только бы не потек макияж, и я понимаю, что моя очередь продолжить.
— Я твой… папа, — сказать оказывается куда труднее, чем мне казалось, и горло снова сдавливает, но я понимаю, что это хрупкие ручонки сына обхватывают мою шею, и Серега повисает на мне и едва удается усидеть и не рухнуть поверх городка с машинками. — Я твой папа, сынок.
Пацан молчит, и становится страшно, что что-то не так, и я поглаживаю маленькую спинку и поворачиваю голову к сыну.
— Ты как?
Серега кивает и продолжает меня обнимать, не произнося ни слова.
— А если я и твоя мама поженимся, не станешь возражать?
Отрицательно мотает и все еще сжимает.
А я поднимаюсь на ноги, прижимая Серегу к себе, и подхожу к Ангелине, которая усердно пытается стереть с глаз слезы, не размазав тушь.
— Сын не против, родная, может уже переедите ко мне?
Ангел вздергивает подбородок и с видом царствующей королевы отрицательно мотает головой.
— Приличные девушки до свадьбы с парнями не живут.
— Где ты это вычитала? В томике хороших манер за восемнадцатый век? — улыбаюсь, все еще поглаживая спинку нашего ребенка, и вздыхаю, ловя еще один наигранно суровый взгляд. — Ну хотя бы на ночь останешься сегодня?
— Ночевки до свадьбы тоже исключены… — ловит мой предостерегающий взгляд и сдается. — Я спрошу у Татьяны Петровны.
Нам пора уходить, прием в честь начала нового учебного года начнется через сорок минут, а если учесть что директору следует прибыть раньше остальных, мы уже опаздываем. Вечер проводится для родителей, отдающих детей в эту частную школу и не пойти мы не можем. Там будет этот педрила Ольховский, но по поводу него я волноваться перестал, как только получил на электронку очень занимательные фотографии с одной из его закрытых вечеринок.
— Сереж, нам пора идти, солнышко, дай папе обуться, — Ангелина смотрит на повисшего на моей шее сына и улыбается, и тот разжимает руки, и я замечаю какие у него раскрасневшиеся глазки. — Завтра у нас выходной, и мы проведем целый день втроем, а сейчас нам надо идти, любимый…
— Ты завтра приедешь? — Серега обращается ко мне, и я киваю и опускаю его на пол, цепляя маленькие ручонки в свои.
— Когда ты проснешься я уже буду здесь.
Сынок улыбается когда Ангелина целует его заплаканное личико, а я в который раз поражаюсь насколько был слеп, когда думал что она Ольховского назвала любимый, когда разговаривала по телефону при мне. Искренне и самозабвенно она называет так только Серегу, потому что его больше жизни любит. И я не уверен, что смогу когда-то претендовать на такое обращение. Но попытаться стоит.
— Идем? — Ангел провожает взглядом нашего сына, а потом поворачивается ко мне и выставляет палец вперед будто кое-что забыла. — Я сейчас, дай минутку!
Скрывается за дверью спальни, а в коридор выходит Татьяна Петровна и я обращаюсь к ней.
— Вы сможете тут заночевать? Я боюсь, прием затянется… — хотя кого я обманываю…? В глазах женщины тут же мелькает догадка, и я отбрасываю притворство. — Я привезу Ангелину утром, вы не против?
— То есть вы хотите сказать, что Геленька заночует у вас, молодой человек? — суровость ее слов не вяжется с улыбкой в проницательных глазах. Киваю, понимая что бесполезно юлить, и собеседница сдается и улыбается. — Надеюсь, вы знаете свое дело, и я вскоре погуляю на вашей свадьбе…?
Непроизвольно вытягиваюсь по стойке смирно и киваю.
— Будь моя воля, мы поженились бы сегодня, но Лина упрямо настаивает на месяце подготовки…
Во всем мире только эта женщина в переднике может понять мою боль.
— Она даже переезжать ко мне не хочет, пока не распишемся…
В коридор входит Ангел, и я замолкаю, а Татьяна Петровна заговорщически улыбается и говорит чуть громче.
— Ну если такой длинный прием, то конечно оставайтесь до утра. Я поночую тут…
Лина щурится, подозревая нас в сговоре, а я благодарно киваю своей сообщнице и протягиваю руку, чтобы проводить свою будущую жену к машине.
— Полагаю, нам пора.
Выходим в подъезд, закрывая за собой дверь квартиры, и как только оказываемся в лифте, я притягиваю Ангела к себе, но она протестующе пищит.
— Арман, помада!
Замираю в миллиметре от ее губ, а руки не поддаются предостережению и сминают плоть под белым платьем, комкая ткань.
— Сведешь меня с ума, женщина!
Упирается ладошками в лацканы пиджака и улыбается так, что хочется проигнорировать предостережение и стереть ее помаду своими губами.
— Я к этому стремлюсь…
Рычу, чувствуя как внутри все кипит, но створки лифта расходятся, и Ангелина выходит первая, явно наслаждаясь своей недосягаемостью. Ну ничего, малышка, сегодня ночью, я заставлю тебя стонать, и тогда посмотрим кто будет смеяться последним…
У подъезда уже ждет Жора, и я открываю дверцу, помогая своей даме усесться, а потом устраиваюсь рядом. Жора передает мне документы, и я кладу на колени Ангелу папку, благодарно кивая водителю.
— Что это? — она вопросительно на меня смотрит, и я загадочно улыбаюсь. Малышка аккуратно достает подписанные бумаги и начинает сосредоточенно изучать, а потом поднимает голову и ошарашенно изрекает. — Ты серьезно?
— В наше время приходится дико постараться, чтобы произвести впечатление на девушку, цветы и побрякушки не для тебя, да малышка?
— Хасанов, ты серьезно? — голос повышается на октаву, и в глазах загорается огонек безумной радости.