Но и польская революция, даже проигравшая, оказалась очень важной для западных врагов России. До сих пор наша страна в Европе предстояла в ореоле освободительницы, победительницы Наполеона. Теперь либеральная пропаганда стала разрушать этот образ, насаждать безудержную «полонофилию» – в паре с русофобией. «Общественное сознание» захлестнули сочувствием к благородным несчастным полякам, реанимируя старый миф о России как о средоточии деспотизма и «варварства» – якобы угрожающей «цивилизованной Европе». И на этой почве Англия заново стала формировать блок с Францией.
Однако события вокруг Польши всколыхнули и повышенный интерес к тайным революционным структурам, их связям с заграничными центрами. Одним из тех, кто пытался вскрыть эти процессы, был писатель Фаддей Булгарин, близкий ко многим декабристам, но после их восстания кардинально поменявший свои взгляды. Еще в 1827 г. на запрос Бенкендорфа он указал на особую роль декабриста Корниловича – на шумных обедах у него собирались не только заговорщики, но и литераторы, иностранные дипломаты, «отсюда вышло много связей». Корниловича вернули из Сибири, допросили, но сотрудничество с иностранцами он напрочь отрицал, и этим удовлетворились.
10 августа 1830 г. Булгарин подал в III Отделение новую записку. Сообщал, что тайные структуры по-прежнему существуют, но сменили тактику, и военных заговоров больше не будет. «Форма действий общества изменилась, и оно действует явно» – через продвижение своих людей на руководящие посты, систему образования молодежи, овладение общественным мнением. «Уцелевшие от 14-го декабря ныне в славе, в чести, в силе. Все, что есть дерзкого, буйного, вольнодумного, революционного между молодыми людьми, покровительствуется партией Карамзина и Муравьева» [58]. Каких-либо последствий записка Булгарина не имела.
Когда в Польше заполыхало, 14 января 1831 г. раскаявшийся масон генерал А. Б. Голицын через военного министра Чернышева передал царю большой доклад «Об иллуминатстве в 1831 году». Писал, что это всемирный заговор «против всех престолов Божьих и царских, против всех народов», «к ниспровержению христианской веры и к отнятию власти от всех земных царей и правителей». «Цель секты состоит в том, чтобы вкрадываться самым воровским и нечувствительным образом в правление государств, окружать престолы легионами неутомимых членов, которые все должны стремиться к одной цели». Генерал пояснял, что в разных странах иллюминаты выступают под разными названиями: во Франции – якобинцы, республиканцы; в Англии – радикалы; в Италии – карбонарии; в Польше – «патриоты». Но члены ордена строго подчинены руководителям, связаны страшными клятвами, которые не могут нарушить.
Голицын отмечал, что в России эти структуры разрослись в правление Александра I, беря под контроль систему образования, где подвизались профессора Арсеньев, Герман, Раупах, Шлецер, сея семена вольнодумства. А в настоящее время руководство иллюминатов обращает особое внимание именно на Россию, считая ее главной помехой для своих целей. На нее действуют три центра – Саксонский (главный), Парижский и Гамбургский. Генерал считал, что в нашей стране под влияние ордена попало не менее 40 тыс. человек, ключевыми фигурами называл А. Н. Голицына, Сперанского, Кочубея. Подчеркивал, что III Отделение Бенкендорфа «все знает, но не передает». Получив этот доклад, царь велел доставить генерала Голицына в Главный штаб и провести расследование. Здесь он написал второе письмо, целиком посвященное обвинениям Сперанского.
Получая такие сигналы и информацию о польских событиях, Николай вспомнил сосланного в Ревель сотрудника Аракчеева, М. Л. Магницкого – в свое время он тоже поднимал вопрос о влияниях иллюминатов. В 1831 г. император вызвал его, поручил обобщить сведения об иллюминатах и их российских связях. Первую записку Магницкий подал 3 февраля, «Об иллюминатском заговоре, потрясшем Европу». В ней изложил общие сведения об ордене. Указывал, что он «обнимает уже всю Европу», хотя членство в нем неравноправное. Есть «начальники невидимые» и «управляемый народ иллюминатский» – исполнители, не знающие подлинных целей.
Вторая записка, от 7 февраля, называлась «Историческое изложение входа и водворения иллюминатства во всех многоразличных его видах в России». Магницкий рассказал, как развивалось масонство в нашей стране. Агентами влияния при Александре I назвал академика Паррота, Каразина. Выделял и Сперанского, «кабинет которого сделался ложею» – поскольку он был вовлечен в сеть иллюминатом Фесслером. Третья записка, от 17 февраля, была «Об иллюминатстве академическом, духовном, народном». Магницкий подтверждал мнение генерала Голицына, что главным инструментом заговорщиков стала система просвещения. Полагал, что под их влияние попал попечитель Петербургского университета Уваров, открывший дорогу либеральным профессорам. Во все науки стал внедряться дух материализма, человеческих «свобод» – превращая молодых людей в вольнодумцев и потенциальных мятежников.
Магницкий выделял и «духовное иллюминатство» среди священников «нового духа», мечтающих реформировать Церковь. И «народное» – бунтарство среди простонародья, мелких чиновников, нахватавшихся вредных идей. Он утверждал, что в Англии и Франции иллюминаты уже «захватили правительства» и готовят «всемирный переворот». Главный бастион на их пути – Россия, и против нее будут вестись атаки «двух родов». Внешнеполитические и внутренние: расшатыванием экономики, финансов, и одновременно внедрением либеральных идей через культурную сферу, формированием нужного «общественного мнения» [58].
Последующая история показала, что доклады Голицына и Магницкого содержали сущую правду. Но последствия этих докладов показали и другое. Что окружение Николая I было уже заражено масонскими влияниями. Оба автора задели слишком высокие фигуры – Сперанского, А. Н. Голицына, Кочубея, даже Бенкендорфа. К расследованию привлекли отставного начальника тайной полиции при Александре I – Якова де Санглена (именно он в свое время способствовал отставке и ссылке Сперанского). Но ведь и Санглен был масоном! [59]. Хотя даже он округло признал – во многом «доноситель ударяет в истину». Однако относил эту истину только к прошлому, а в настоящее время сведения объявил ложными. За «клевету» А. Б. Голицын был заключен в крепость, где просидел 5 лет. Магницкий был опять отправлен в ссылку – в Одессу, потом в Херсон. Умер в нищете.
Зато в этом же 1831 г. в честь победы над Польшей была объявлена амнистия – коснувшаяся многих декабристов. А вот судьбы тех, кто помог вскрыть их заговор, сложились печально. Шервуду, доложившему о заговоре, Николай I повелел носить фамилию Шервуд-Верный. Перевел его в Лейб-гвардии драгунский полк. Он отличился и на турецкой, и в польской войнах. Удостоился нескольких орденов, дослужился до полковника. Но в 1844 г., по воспоминанию племянника, его круто подставили. Дали инструкцию по жандармской части, наблюдать «за нравственностью России», а его доклад объявили «ложным доносом», и Шервуд-Верный отсидел 7 лет в Шлиссельбургской крепости.
Капитан Майборода, разоблачивший Пестеля, также был переведен в Лейб-гвардию, в Гренадерский полк. Воевал с персами, поляками, горцами. Сам царь благоволил к нему, был крестным двух его дочерей. Майборода был назначен командовать Апшеронским пехотным полком. Но в 1844 г., одновременно с делом Шервуда, случилась непонятная история, его вдруг отстранили от должности, отправили в отпуск по болезни, и в Дагестане в Темир-Хан-Шуре нашли мертвым, оставив открытым вопрос – убийство это или самоубийство.