И хотя я поклялась проживать свою жизнь совсем иначе, мы с матерью были поражены одной и той же болезнью. Мы жаждали всепоглощающий, душераздирающий, полный драмы роман, которому предначертано кончиться плохо. Я унаследовала свое сердце от нее, и оно было неумолимо.
Мне страшно, но я не могу сдаться. Поиск любви – это мекка, куда я мечтаю попасть. У меня есть и другие мечты, и этих грез хватит, чтобы я сдерживала свои порывы. С состоявшейся карьерой и так все ясно, а от исключительной любви отказаться невозможно.
Моя жизнь испещрена дерьмовыми примерами, но я все равно верю, что такая любовь существует.
Моя величайшая надежда – всепоглощающая любовь. Мой самый сильный страх – всепоглощающая любовь.
Шон выпустил на волю эту мучимую жаждой девушку только для того, чтобы за одну секунду лишить ее всяческих надежд.
Я отчасти уже понимаю, что любовь к Шону кончится плохо. Я уже испытываю к нему слишком сильные чувства – слишком сильные для отношений, длящихся всего месяц.
Но разве не этого я хочу?
Может, пока стоит прислушаться к голосу разума, а не моего зависимого сердца. Этот голос твердит мне, что бывают отношения с точно такой же страстью, но не приводящие к кровопролитию.
Но правда в том, что принимать такую позицию для меня сущий ад. Я ужасно по нему скучаю.
Но буду придерживаться принципов, потому что хватит валять дурака. Шон еще кое в чем был прав. Если я не стану отстаивать свои интересы с самого начала, то сведу свои требования к минимуму.
Так что я продолжу злиться дальше.
Чертовы мужчины.
Я злобно ковыряю вилкой. Настроение отвратительное, и я испепеляю Романа взглядом.
Каре ягненка в мятном соусе и картофель в розмарине. Ужина пафоснее сложно придумать. Ненавижу ягненка. Я смотрю на отца. Роман отвечает мне тем же, взирая своими холодными глазами. Он привлекателен, насколько может быть привлекательным пожилой мужчина, и на секунду я задаюсь вопросом, как он выглядел, когда моя мать с ним познакомилась. Был ли он таким же обаятельным, как Шон, таким же обезоруживающим? Он тоже вызвал у нее доверие, а потом обидел? Или его безучастное выражение лица так ее заинтриговало, что она не смогла перед ним устоять? Мама никогда не рассказывала подробности их истории, хотя спрашивала я неоднократно. Она отказывается возвращаться в этот период ее жизни. Предполагаю, потому что он тяжелый. Если уж мне не по себе быть его дочерью, то могу лишь представить, каково быть его женщиной.
– Сесилия, тебя что-то не устраивает в еде?
– Мне не нравится ягненок.
– Нравился, когда ты была младше.
– Я терпела, чтобы угодить тебе.
– Как я понимаю, больше ты не намерена угождать своему отцу.
– Я выросла. Предпочитаю есть то, что нравится.
Роман режет мясо, окунает его в зеленую жижу, а потом неуверенно произносит:
– Сесилия, я прекрасно осознаю, что многое пропустил…
– Восемь лет. – Я вытираю рот. – Прости, но мне интересно, какого черта я тут делаю.
– Ты сегодня не в настроении.
– Мне любопытно.
– Понимаю. – Его запястье лежит на краю стола. Столовые приборы расположены точно так же. Меня тошнит от этого ритуала. Мы не семья. Я часть его корпорации.
– Ты часть моего наследия. Мой единственный ребенок. – Никаких извинений за годы, которые он пропустил. Никаких извинений за вечное отсутствие. Банальные ответы без единой эмоции. Не могу вообразить, чтобы у Романа были хоть с кем-то близкие отношения. Должно быть, мама была вне себя от счастья, когда влюбилась в этого мерзавца.
– В последнем разговоре мы обсуждали твоих родителей. Они с рождения были богаты?
Он хмурится.
– Отчасти.
– Объясни.
– Моя мать унаследовала немалую сумму, когда вышла за отца. Но они промотали свое состояние вместо того, чтобы увеличить его, и умерли, не имея ни гроша. Вот где они допустили ошибку.
– Вы были близки?
– Нет.
– Почему?
– Они были не очень ласковыми людьми, и воздержись от грубых комментариев. Я знаю, что некоторые считают это изъяном.
– Только люди с сердцем.
Роман медленно пережевывает и красноречиво на меня смотрит.
– Уверяю тебя, моя кровь красная. И в твоих венах течет точно такая же кровь.
– Я совсем на тебя не похожа.
– А у тебя острый язык.
– Не притворяйся внимательным отцом, Роман. Зачем делать меня частью всего этого в последнюю минуту, если на самом деле не хотел принимать участия в моей жизни? Зачем мне все это, если можно просто выписать чек и покончить со мной?
Он неспешно подносит к губам стакан и делает глоток.
– Может, я сожалею о том, как с тобой обращался.
– Может?
– Да. – Он ставит стакан на стол и прижимает ко рту салфетку. – Прошу меня извинить, у меня дела.
– Отлично поболтали, сэр.
Я словно оказалась в аквариуме с акулой в критические дни. Я чувствовала бы вину, если бы жертвой моего сегодняшнего настроения стал не Роман Хорнер. Но на сегодня с меня хватит дурацкого притворства.
Роман замирает в дверях и поворачивается ко мне. Он ждет, когда мы встретимся глазами, и произносит:
– Я дал тебе свою фамилию, потому что надеялся стать тебе отцом. Однажды я осознал, что никогда им не стану, но хотя бы мог позаботиться о тебе финансово. Я передаю тебе дело моей жизни из-за своего провала. И лишь прошу тебя немного в нем поучаствовать. Я знаю, что это не покроет прошлых лет, но это все, что я могу тебе дать.
– Ты любил мою мать? – хриплым голосом спрашиваю я, проклиная зарождающиеся в душе эмоции. – Ты вообще любил кого-нибудь?
Роман морщится, его взгляд устремлен куда-то в прошлое, смотря сквозь меня.
– Я пытался. – С этим признанием он оставляет меня одну за столом.
Я всячески игнорирую пощипывание в глазах и слезу, которая стекает по щеке от его признания. Вот и все. Я душой это понимаю. Это было первое и единственное признание отца относительно его чувств ко мне.
Спустя годы вопросов я наконец получаю ответ.
Он пытался.
Мой отец только что признал, что не любил меня.
Я стираю пальцем слезинку и смотрю на нее. Роман Хорнер, наверное, предпочел бы наследнице аборт, и в своем больном мозгу считает, что наследство искупит его грехи.
Я размазываю между пальцев полную надежд слезу, которую укрывала, и наконец разрешаю себе ненавидеть отца. Просто еще одно доказательство того, что фантазии мазохиста намного приятнее любого реального опыта.