Ведьма попользовалась мной и ушла?
Не могу в это поверить, это новый пункт в длинном списке того, что я впервые пережил с Ракель. Ни одна девушка никогда не исчезала на следующее утро после секса – эту роль всегда играл я.
Она продолжает красть у меня главные роли.
Но почему она ушла? Я не сделал ничего плохого прошлой ночью. Провожу рукой по лицу, вспоминая все, что мы делали прошлой ночью. Боже, это лучший секс в моей жизни. Эта женщина сводит меня с ума. Улыбаюсь, как дурак, понимая, что из одежды у меня только костюм греческого бога. Я никуда не пойду в таком виде. Ищу одежду в шкафу, так как это одна из гостевых комнат Марко, и, поскольку он привык к тому, что мы время от времени остаемся у него, здесь всегда есть одежда для гостя.
Надев шорты и белую толстовку, я спускаюсь по лестнице в гостиную, где наблюдаю сцену из фильма «Мальчишник в Вегасе».
Грегори лежит на диване с пакетом льда на лбу. Бледный Аполлон сидит на полу спиной к дивану рядом с ведром. Марко сидит на диване с пакетом льда на его…
Марко первым замечает меня.
– Ни слова.
Я не могу не смеяться.
– Но какого хрена?
– Я умираю, – ворчит Грегори.
Я все еще смотрю на Марко.
– Что с тобой случилось?
Марко отводит взгляд.
– Что именно непонятного в «ни слова»? Забудь об этом.
– Трудно забыть, как ты держишь пакет со льдом на члене.
Аполлон фыркает:
– Почему ты такой грубый, Арес?
Я сажусь в углу дивана, в ногах у Грегори.
– Ты сломал его?
Марко бросает на меня убийственный взгляд.
– Нет, я просто… думаю, натер.
Я смеюсь.
– Черт, братан, а я думал, что у меня была бешеная ночь.
Грегори смеется надо мной:
– Я тоже, но нет, похоже, Марко били как старый телевизор.
Мы с Грегори говорим одновременно:
– Бесконтрольно.
Марко кривит губы:
– Ха-ха, как смешно.
Аполлон улыбается:
– Это была хорошая шутка.
Мы с Аполлоном идем домой и уже дома идем прямо на кухню, у нас все еще нет сил и кружится голова. Нам нужны вода, еда и хороший душ. Аполлон ложится щекой на кухонный стол.
Достаю из холодильника две бутылки энергетика и ставлю их на стол, садясь напротив.
Я знаю, что Аполлон что-то натворил вчера, и мне очень любопытно.
– Не хочу об этом говорить.
– Я ничего не сказал.
– Ты думаешь об этом.
Делаю глоток.
– Тебе кажется.
Клаудия входит в кухню и предлагает приготовить нам суп. Но Аполлон говорит, что устал, и уходит в свою комнату.
Теперь я лежу лицом на столе, пока Клаудия готовит суп. Не осознавая этого, я засыпаю. Удар по колену будит меня, я моргаю и облизываю губы, колющая боль пронизывает мою шею. Когда я отрываю лицо от стола, чувствую следы от края стола на своей щеке. Выпрямляюсь в кресле и встречаю холодный взгляд.
Артемис сидит по другую сторону стола, в черной спортивной толстовке, его волосы слегка влажные от пота, перед ним дымящийся кофе. До сих пор не понимаю, как он может вставать по воскресеньям, чтобы делать упражнения. Но я многое не понимаю в своем старшем брате.
Его руки скрещены на груди.
– Тяжелая ночь?
– Ты не представляешь.
Клаудия суетится у плиты.
– О, ты проснулся, суп уже готов.
– Спасибо, – говорю я с облегчением. – Ты спасаешь жизнь.
Клаудия улыбается мне.
– Не привыкай. – Она подает мне суп, и даже от его запаха мне становится лучше.
Артемис делает глоток кофе, а я собираюсь съесть ложку супа, когда он говорит:
– Не давай Аполлону пить, ему еще нельзя.
– Я знаю, это было один раз.
Я поднимаю ложку, но Артемис снова говорит:
– Директор твоей школы сказала, что ты еще не подал документы ни в юридический, ни в школу бизнеса.
Я кладу ложку рядом с тарелкой.
– Еще даже не середина учебного года.
– Чем раньше, тем лучше. Ты уже присмотрел что-то? – Я сжимаю челюсть. – Тебе будет очень легко поступить в Принстон, мы с папой его закончили, и ты поступишь как наследник.
О, Лига плюща, самые престижные, исключительные и известные университеты Америки. Отбор строже, чем в других университетах. У вас должны быть не только отличные оценки, но и много денег, а также небезызвестное «наследие»: если ваши родители или близкие родственники закончили один из этих университетов, считайте, вы поступили.
Не поймите меня неправильно, я бы хотел учиться в одном из этих университетов, но не в том направлении, о котором говорит брат. Клаудия смотрит на меня с состраданием и продолжает готовить. Неужели моя неловкость так заметна?
Артемис, кажется, не хочет молчать.
– Ты думал, что хочешь изучать? Бизнес или юриспруденцию? Было бы хорошо, если бы ты пошел в бизнес, мы думаем об открытии еще одного филиала на юге. Строительство только началось, и ты сможешь управлять им, когда закончишь учебу.
Я не хочу изучать юриспруденцию или бизнес.
Я хочу изучать медицину.
Я хочу спасать жизни.
Я хочу знать, как позаботиться о дедушке, о дорогих мне людях.
Я думаю обо всем этом, но не говорю, потому что знаю, что, как только я озвучу свои мысли, я потеряю всякое уважение и одобрение старшего брата, потому что отказ от наследия является предательством в такой семье.
Какая польза от доктора в успешной международной компании?
В жизни у меня было все, я никогда не работал. У наследства есть хорошие стороны, но люди ошибаются, если считают, что за такую жизнь не надо расплачиваться.
Люди не видят давления, не знают, что существует шаблон, кем надо быть, что такое ужинать в одиночестве, как трудно завести настоящего друга или найти настоящую любовь. Я думал, что моя жизнь будет такой, пока Ракель не увидела меня.
И я не говорю о том, что она посмотрела на меня, она увидела меня насквозь, и она подошла с такими чистыми чувствами, с таким красивым и открытым как книга лицом, что я потерял дар речи. Ракель всегда была такой правдивой, искренней, честной. Я не думал, что такие люди существуют.
Она, не знающая, насколько красива, так уверенно сказала мне, что я влюблюсь в нее. Она, работающая, чтобы купить себе то, что хотела, которая всегда была одинока из-за отсутствия отца и работы мамы. Она, пережившая столько дерьма со мной…