Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф - читать онлайн книгу. Автор: Паола Волкова cтр.№ 27

Несколько слов о друге

Я впервые увидела Арсения Александровича в начале 50-х, когда пришла по делу к его жене и моей коллеге, прекрасной переводчице Татьяне Алексеевне Озерской, с которой мы вместе перевели немало книг, в том числе «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл. Я знала, что Арсений Александрович (Арсюша, как называла его Таня) воевал, был ранен и лишился ноги, и ожидала увидеть мрачного, озлобленного человека. Арсений же был полон жизни и без конца острил, несмотря на то, что нога у него все время болела (ему никак не могли подобрать «удобную ногу») и всякий выход «в люди» был для него событием, а жили они тогда в Варсонофьевском переулке, в мансарде старого трехэтажного дома, которую они превратили в уютную квартиру. Лифта в доме, естественно, не было, и в мансарду вела крутая деревянная лестница. И тем не менее человек, которого я увидела, был улыбчив, острил и смеялся над здоровой молодой женщиной, которая никак не могла отдышаться. С того дня началась наша дружба, которая продолжалась до конца жизни Арсения и Танюши.

Арсений отличался удивительной скромностью – он никогда не говорил о своем творчестве, и я лишь много позже узнала, что он не только переводчик грузинских и среднеазиатских поэтов, но и сам прекрасный поэт. Собственно, я узнала об этом от Танюши. И когда пришла к ним в очередной раз и попросила Арсения почитать что-нибудь свое, он долго не соглашался. А потом привык видеть во мне благодарного слушателя и уже часто читал свои стихи.

Хорошо, что его поэзия была опубликована еще при жизни – помню, как светилось его лицо, когда он показывал мне сигнальный экземпляр своего двухтомника в Переделкино, где в конце жизни они жили с Танюшей в Доме творчества писателей. Приехав навестить их, я лишний раз убедилась в скромности Арсения и его умении приспосабливаться к любым жизненным условиям, будь то жизнь в мансарде, или в Доме для ветеранов кино, где они с Танюшей одно время жили, или в Доме творчества в Переделкино. Он никогда не считал, что, будучи человеком незаурядно одаренным, должен жить в более пристойных условиях. Все так жили – вот и он так жил. И не жаловался, когда в Доме творчества его и Танюшу переселили из двух комнат в одну, притом маленькую, и они жили в ней не один месяц, а ведь оба были уже пожилые, больные люди. Но они мирились с этими условиями, так как обоим требовался уход, готовое питание и, конечно, хотелось общества. Вот они и выбрали Переделкино. В республиках, чью культуру Арсений прославлял своими переводами, его носили на руках, не знали, как лучше принять и куда поселить, а в родной России смотрели как на рядового поэта. Признание пришло к нему лишь к концу жизни.

Арсений очень гордился своим сыном Андреем и старался поддерживать с ним отношения, несмотря на разрыв, который произошел у него с первой женой. Он любил и сына и дочь и очень переживал то и дело возникавшие у него с Андреем ссоры.

Арсений очень любил серьезную музыку. Мы жили в Голицино на соседних дачах (у них была собственная дача, а мы с мужем снимали) и вечерами часто приходили к ним послушать музыку – у Арсения была прекрасная коллекция пластинок, которую он постоянно пополнял.

За эти более чем двадцать лет дружбы с Арсением и Танюшей много было застолий и бесед, многое обсуждалось, но, к сожалению, не все запомнилось. В моей памяти осталось обсуждение «Доктора Живаго» Пастернака – этот роман мы все трое прочли в рукописи. Арсений и Танюша были его горячими поклонниками, а я – нет. Помню, между нами возник жаркий спор, в котором проявился весь темперамент Арсения.

Сейчас я жалею, что не записывала наших бесед – они могли бы дополнить образ поэта и человека. Тем не менее я рада, что имею возможность внести свой скромный вклад в эту книгу и сказать несколько слов о замечательном тонком поэте и прекрасном человеке Арсении Александровиче Тарковском.

Я помню Арсения Александровича, к сожалению, главным образом по детству. Говорю «к сожалению», потому что во взрослом состоянии, когда исключительно чувственное, эмоциональное восприятие сменяется более глубоким пониманием и осознанием ценностей, виделась с ним крайне редко.

Он был одним из моих самых любимых родительских друзей. Он всегда разговаривал со мной как с маленькой женщиной, всегда в мягко-шутливой, почти флиртующей манере. И всегда говорил, что такого носика в жизни не видел. Он немного растягивал гласные и говорил чуть в нос, словно всегда готов был читать стихи, как бы следовал своей внутренней музыке или ритму. В такой манере он и прочел мне пять строф, написанных к моим именинам. Это было приглашение с моей фотографией, которое изготовил мой отец и которое я раздала подружкам, – а было мне 10 лет. Подружки наверняка это приглашение выбросили, а я храню наверняка уникальный экземпляр.

так начиналось приглашение.

Из mots Арсения Александровича запомнилось: «Я понимаю, как я мог бросить жену, но как я мог бросить такую тещу!» И вспомнилось, как в ответ хохотала его Танюша.

Вообще бывать у них было радостным удовольствием! Оба умные, образованные, превосходные рассказчики. Однако секрет обаяния дома, как я теперь понимаю, а тогда чувствовала, таился в необычайной притягательности личности Арсения Александровича. То было обаяние таланта.

Фазиль! Я хочу тебе рассказать, мне кажется, что тебе будет и занятна и понятна мысль, которую я понял не сразу.

Как-то раз с Арс. Ал. и Татьяной Алек-ной мы поехали из Переделкина в Солнцево. Это – недалеко, погода прекрасная, все это происходит до обеда в Доме творчества и вполне вписывается в наши житейские рамки. Солнцево интересует Тат. Ал-ну своими магазинами. Она выпорхнула из машины в «Универмаг», а мы с Арс. Ал. тихо пошли следом. Мы вошли в магазин, где Т. А. летала, и я увидел вдруг, что А. А. явственно побледнел. Я слегка напугался.

Страница