Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф | Паола Волкова | страница 21 | LoveRead.ec

Ваш перевод – прелесть. Что Вы можете – сами? Потому что за другого Вы можете все. Найдите (полюбите) слова у Вас будут.

Скоро я Вас позову в гости – вечерком – послушать стихи (мои), из будущей книги. Поэтому – дайте мне Ваш адрес, чтобы приглашение не блуждало – или не лежало – как это письмо.

Я бы очень просила Вас этого моего письмеца никому не показывать, я – человек уединенный, и я пишу – Вам – зачем Вам другие? (руки и глаза) и никому не говорить, что вот, на днях, усл. мои стихи – скоро у меня будет открытый вечер, тогда все придут. А сейчас – я Вас зову по-дружески.

Всякая рукопись – беззащитна. Я вся – рукопись. М.Ц.

Какое удивительное письмо незнакомому, но уже близкому человеку. Сколько тайн, карманов и карманчиков, от последних фраз – мороз по коже.

Встретились они с Тарковским у Нины Герасимовны Яковлевой. Некогда богатая светская женщина, теперь она жила в Телеграфном переулке в одной комнате с зелеными стенами и старой мебелью красного дерева. Яковлева вспоминает:

Они познакомились у меня в доме. Мне хорошо запомнился этот день. Я зачем-то вышла из комнаты. Когда я вернулась, они сидели рядом на диване. По их взволнованным лицам я поняла: так было у Дункан с Есениным. Встретились, взметнулись, метнулись. Поэт к поэту. В народе говорят: «Любовь с первого взгляда…»

Разумеется, это женские восторги. Тарковский был на пятнадцать лет моложе и был увлечен ею скорее как поэтом. Сама Цветаева писала:

Ко мне не ревнуют жены:

Я голос и взгляд.

Поэты, близкие Марине, как могли стремились ей помогать.

«В то время все настоящие люди, как, например, Маршак, Тарковский, Левик и многие другие, ценя ее талант, устраивали ее блестящие переводы с грузинского и других языков в журналы и издательства. Но многие трусы и подхалимы боялись того, что она – бывшая эмигрантка, ее игнорировали и с ней не здоровались», – вспоминала ее старинная знакомая Елизавета Тараховская.

Они встречались, гуляли, бывали у общих знакомых, читали стихи, и сегодня трудно переоценить значение этих встреч.

Однажды где-то на литературных «посиделках» Тарковский прочитал свои стихи:

Стол накрыт на шестерых -

Розы да хрусталь…

А среди гостей моих -

Горе да печаль…

Марина Ивановна ответила Тарковскому стихами, написанными 6 марта 1941 года:

«Я стол накрыл на шестерых…»

Все повторяю первый стих

И все переправляю слово:

– «Я стол накрыл на шестерых».

Ты одного забыл – седьмого.

Невесело Вам вшестером,

На лицах – дождевые струи…

Как мог ты за таким столом

Седьмого позабыть… седьмую…

Стихотворение заканчивается строками:

…Никто: не брат, не сын, не муж,

Не друг – и все же укоряю:

– Ты, стол накрывший на шесть душ,

Меня не посадивший с краю.

Все та же таинственность жизни: стихи к Арсению были последними стихами Марины.

Смерть Марины Ивановны в Елабуге (где в эвакуации жила семья и мать Арсения Александровича) по силе и глубине удара была равна событиям войны, ее трагедиям. Их отношения, ее неповторимая личность, отчаяние последних дней жизни вонзилось в сердце поэта навсегда.

Цветаевой он посвятил два цикла: «Памяти Марины Цветаевой» – шесть стихов, «Чистопольская тетрадь» – десять, и еще одно стихотворение. В этом его ответ. Поэту по-настоящему близка только поэзия и поэты. Он знает их другим чувством и другим измерением сознания. Древний, из глубин стон-плач:

Я слышу, я не сплю, зовешь меня, Марина,

Поешь, Марина, мне крылом грозишь, Марина,

Как трубы ангелов над городом поют,

И только горечью своей неисцелимой

Наш хлеб отравленный возьмешь на Страшный Суд.

Зову – не отзывается, крепко спит Марина.

Елабуга, Елабуга, кладбищенская глина, -

это в ноябре 1941 года.

И через двадцать два года, в 1963 году, крик отчаяния, страсть не теряет напряженности.

Не речи, -

нет, я не хочу

Твоих сокровищ – клятв и плачей,

Пера я не переучу

И горла не переиначу, -

Не смелостью пред смертью, – ты

Все замыслы довоплотила

В свои тетради до черты,

Где кончились твои чернила, -

Не первородству, -

Я отдам

Свое, чтобы тебе по праву

На лишний день вручили там,

В земле, – твою земную славу…

Только земные страсти конечны. Такая поэтическая боль, видимо, никогда.

Арсений рвался на фронт. Патриотизм Тарковских никогда не был публичной риторикой. Но война – это другое. Это долг перед Родиной, защита достоинства земли и дома. И редкие для него по «открытости» чувств стихи:

Русь моя, Россия, дом, земля и матерь,

Ты для новобрачного – свадебная скатерть.

…

Для сердца сыновьего – негасимый свет,

Нет тебя прекрасней и желанней нет.

Стиху предпослан эпиграф «Кони ржут за Сулою» из «Слова о полку Игореве».

Война, как ни странно, соединила несоединимое: реальность жизни с чувствами и поэзией. Многочисленные заявления в Правление Союза писателей возымели действие. Из Чистополя он отправляется в Москву и затем в действующую армию военным корреспондентом 16-й Гвардейской Краснознаменной армии. Газета «Боевая тревога». Все газеты тщательно собраны и сейчас находятся в Литературном архиве Пушкинского Дома. Когда во время войны приходилось бывать в Москве, он приходил к своему другу Георгию Аркадьевичу Шенгели. Они дежурили на крыше дома и под черным гудящим небом вели разговоры, конечно, о войне, но и о поэзии. «Видите, – говорил Шенгели, – я недаром втянул вас в „Гудок“: вот вам это пригодилось. Вам было бы теперь трудно работать в газете – без подготовки… А какой у вас пистолет? Покажите-ка!» Он так безусловно верил в победу, что даже в эти дни занимался (в голоде и нетопленой квартире) составлением графиков зависимости ритма и произнесения стиха.

Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф - читать онлайн книгу. Автор: Паола Волкова cтр.№ 21

Онлайн книга - Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф | Автор книги - Паола Волкова