Возвратившись в комнату, сыщик сейчас же принялся освобождать своего молодого помощника Патси от приковывавших его к стене цепей. Это он сделал очень быстро, тем более что ключи к замкам цепей лежали тут же на сиденье единственного находившегося в комнате стула. Вероятно, доктор Кварц положил ключи столь близко от своих жертв в расчете на то, что таким образом их страдания еще усугубятся.
Вызволив молодого сыщика, Ник Картер бросился к девушке и открыл ее оковы.
Патси хотел было в бурных выражениях благодарить своего начальника за спасение, но Ник Картер движением руки остановил его. Он передал ему два своих револьвера и приказал ему выйти в коридор, чтобы сторожить там связанного и прикованного к перилам лестницы злодея. Затем Ник Картер обратился к освобожденной им девушке.
С того мгновения, когда сыщик в первый раз вошел в комнату, напал на доктора и нанес ему решительное поражение, девушка смотрела на него со странным выражением на красивом, взволнованном лице. Казалось, она хотела уяснить себе, что, собственно, происходит. Но, по-видимому, она не могла сделать этого, что и было видно по ее тупому взгляду, которым она все так же взирала на могучую фигуру Ника Картера.
Когда сыщик обратился к ней, она улыбнулась, как улыбается довольный и счастливый ребенок, и все же Ник Картер был убежден, что она владеет своим рассудком в достаточной степени, чтобы быть в состоянии дать полное свидетельское показание.
– Будьте добры, назовите мне свое имя, – попросил он.
Она пристально смотрела на него, слегка покачивая головой.
– Мое имя? – машинально повторила она. – Я почти забыла его, еще не совсем, но почти. С тех пор как я нахожусь в этом доме, доктор никогда не называл меня моим настоящим именем.
– Хорошо, мисс, но, несомненно, вы помните ваше прежнее имя. Или не помните?
– Да, меня звали… подождите… Мое имя было Нанина. Нанина Дюкло.
– А как звали вашу несчастную двоюродную сестру, молодую женщину, которую доктор Кварц задушил на ваших глазах, ту женщину, сердце которой негодяй затем пронзил кинжалом, а труп положил в товарный вагон? Вы знаете ее имя?
Очевидно, девушка усиленно думала.
– Ее имя? – запинаясь, проговорила она. – Да, ее звали Марией, а фамилия ее та же, что и у меня, ведь она моя двоюродная сестра, – прибавила она радостно, как ребенок, хорошо усвоивший урок.
– Понимаю. А теперь скажите, мисс Нанина, говорил ли с вами доктор о тайне товарного вагона?
– Конечно, говорил, и очень часто! – воскликнула девушка, недолго думая.
– Прошу вас, сообщите мне об этом все, что вы знаете. Это крайне важная информация.
– Для чего? Он, вероятно, и другим людям болтал то же самое.
– Не важно. Пожалуйста, расскажите мне все и ничего не скрывайте, – просил сыщик.
– Не правда ли, вам ведь известно, что доктор собирался жениться на Марии? Все приготовления уже были сделаны, и он соорудил товарный вагон, чтобы совершить в нем дивное свадебное путешествие. Тогда мы жили в каком-то другом городе, в каком – не знаю, где-то на востоке.
– Хорошо, мисс Дюкло, – произнес сыщик, говоривший с ней, как добрый наставник с ребенком, которого девушка и напоминала всем своим поведением. – Я полагаю, что ваши отец и мать и родители Марии жили вместе и сообща делали приготовления к свадьбе?
– Так и есть, мы все жили в одном и том же городе и были очень счастливы.
– Так вот, мисс Дюкло, вы давеча утверждали, что доктор убил ваших родителей и родителей Марии. Что же, он доставил их трупы вместе с трупом вашей двоюродной сестры в этот товарный вагон?
Девушка наклонила голову.
– Он так говорил, и я думаю, он так и сделал. Потом он куда-то отправил вагон. Знаете, он не хотел вовсе убивать Марию, это произошло в припадке ярости, часто овладевающей им, когда лицо его становится бледным, как полотно, и он будто спит с открытыми глазами. Он как-то говорил мне, что в таком состоянии когда-нибудь покончит с собой. Он испытывал всякие средства, чтобы не допустить этих припадков, но это ни к чему не приводило, и ему страшна мысль, что существует болезнь, не поддающаяся его врачебному искусству.
– Назовите мне, пожалуйста, имена своих родителей и родителей вашей двоюродной сестры.
– Отца моего звали Георгием, мать – Анной, а дядю с тетей звали Петр и Мира.
– Скажите, мисс Дюкло, не помните ли вы, где вы проживали до того, как познакомились с доктором?
– Помню, в Бостоне на улице Бэкона. Там мы жили все вместе в мире и согласии. Как-то раз дядя Петр опасно заболел и призвали доктора Кварца. Он совершенно вылечил его. Потом заболела тетя Мира, и мы опять призвали доктора Кварца. Он вылечил и ее в короткое время. В конце концов заболела Мария, вообще мы все заболели один за другим, и доктору всегда удавалось исцелить нас. Отец и дядя заплатили ему за это много денег. Но он их и заслужил, как считали люди, ибо он спас нас от верной смерти.
– Ваш отец и дядя Петр были очень богаты, да?
– Кажется, но точно не знаю.
– Ну, у вас был экипаж и лошади, много прислуги, не так ли, мисс Дюкло?
– Конечно. У нас было много лошадей и много прислуги. Все это теперь принадлежит мне: по крайней мере, так говорит доктор. Вот потому-то он и задерживает меня здесь, в этом доме, чтобы никто не мог взять мои деньги. Он говорит, что заботится обо мне.
– Понимаю. А скажите, зачем же он приковал вас к стене в этой комнате? Или вы не всегда находитесь в этом помещении и не всегда прикованы?
– Нет, далеко не всегда. Бо́льшую часть времени я провожу в красивой комнате, где поют птички и где живет моя любимая кошка. Там он делает руками движения над моей головой, и я впадаю в глубокий сон, я вижу чу́дные сновидения и забываю все, о чем не хочется думать. Я всегда счастлива, когда он так усыпляет меня.
– Бедная вы девушка! А вы не можете мне сказать, давно ли вы живете в этом доме? – участливо спросил сыщик.
– Нет, не помню, но, вероятно, уже очень, очень давно. Может быть, с того времени прошло уже сто лет. Мы ездили тоже очень долго. Это все было гораздо позднее, чем в тот ужасный день, когда доктор Кварц убил Марию и ее родителей, да и моих вместе с ними, – все это произошло не здесь, не в этом доме.
– А объяснял ли вам доктор, для чего, собственно, он поместил все трупы в товарный вагон и отправил его?
– Нет, он только смеялся от души и говорил, что это хорошая шутка, что теперь залают собаки. Он говорил, что будет присутствовать при том, когда собаки начнут ворчать и лаять, что он с наслаждением будет наблюдать, как самый главный пес тщетно будет искать следы.
– А! – воскликнул Ник Картер с сияющими глазами. – Вот как? Не упоминал ли он, как зовут этого пса?
– Конечно. Он говорил, что главного пса зовут Ник Картер и что в один прекрасный день он заставит его и всех его ищеек совершить точно такое же путешествие.