***
Когда я просыпаюсь, уже смеркается. Я просто лежу, слушая, как Арабелль возится на кухне, но вскоре она входит в гостиную, я не шевелюсь, притворяясь, будто бы сплю.
Девушка вздыхает и устраивается на полу рядом с диваном. Я чувствую, как её взгляд прожигает дыру в моём затылке и сдаюсь.
— Ты что-то хотела? — поворачиваюсь к ней лицом.
— Просто проверяю, как ты.
— Тебе интересно смотреть, как я сплю?
— Больше похоже на то, как ты притворяешься спящим, — вздыхает она.
— Не сработало, да?
— Нет, не совсем.
— Что меня выдало?
— Наверное, то, как ты напрягся, когда я вошла в комнату… Словно надеялся, что я развернусь и уйду.
И я вижу боль и обиду в глазах Арабелль.
Чувство вины захлёстывает меня.
— Арабелль…
— Нет, нет. Всё в порядке. Я понимаю. Ты не хочешь со мной разговаривать.
Она смотрит на пол и нервно выдёргивает ворсинки ковра.
— Дело не в этом, — я сажусь и резкая боль тут же «стреляет» в голову. Как только боль затихает, хлопаю по сиденью дивана рядом с собой. — Присядь.
Арабелль поднимается с пола и устраивается рядом со мной.
Что же мне ей сказать? Я не могу ей объяснить, что моё растущее чувство к ней сводит меня с ума. И то, что я не могу доверять себе рядом с ней, но я должен сказать правду, пусть, даже если она и уйдёт, узнав её. Так будет лучше для неё.
— Я… никогда никому не говорил об этом раньше. Для меня это нелегко.
Арабелль смотрит на меня.
— Никто не знает?
— Знает. Эвелин, но это совсем другое, — я не могу ей пока объяснить, что Эвелин для меня как мать. — Арабелль, мне нужно ещё немного времени, чтобы рассказать о себе. Я… я не привык общаться с кем-то кроме Эвелин.
— Всё в порядке. Правда. Я не буду давить на тебя, — девушка смотрит мне прямо в глаза и её взгляд завораживает. Пробуждая во мне давно забытые чувства.
Несколько минут мы молча сидим в тишине.
— Я часто думаю о картинах в твоём доме. На них изображены твои предки? — прерывает тишину Арабелль.
Я улыбаюсь, испытав облегчение, что она заговорила о другом.
— Да. Мой прадед приехал сюда из Франции. Он и привёз большую часть картин. В библиотеке есть семейная Библия, в конце которой расписана родословная моей семьи, которая происходит от королевской семьи. Честно говоря, я никогда по-настоящему не изучал её.
— Но это же так круто!
— Наверное. Просто так получилось… — пожимаю плечами.
— Как так?
— Мы с отцом не были особенно близки…
И это ещё мягко сказано. Я ненавидел отца почти всю свою жизнь.
— Мне очень жаль.
— Всё в порядке. Это давно в прошлом.
Арабелль неуверенно берёт меня за руку, слегка сжимая её.
— Эвелин говорила, что твой отец погиб в результате несчастного случая. Должно быть, тебе было нелегко.
Она и понятия не имела насколько.
— Да.
— У тебя есть ещё родственники?
— Нет. Больше никого нет.
Печаль наполнила её глаза.
— Я знаю, что ты чувствуешь. Мой отец умер пару месяцев назад. Он был всем, что у меня было. А теперь... — она замолкает, и её глаза наполняются слезами.
Я вдруг чувствую себя полным ничтожеством, будучи настолько одержимым своими собственными обстоятельствами, что даже не подумал о том, что Арабелль, возможно, тоже переживает трудные времена.
И я, обняв Арабелль, притягиваю к себе.
— Извини. Я не знал.
Она, уткнувшись лицом в мою грудь, захлёбывается рыданиями. А я глажу её по спине, и как последний муд*к наслаждаюсь ощущением её тела в своих объятиях. Арабелль шмыгнув носом, отстраняется от меня и вытирает глаза.
— Извини, я не хотела быть плаксой. Просто рана на душе ещё слишком свежа, понимаешь?
— Понимаю.
Боль, которую я читаю в её глазах, заставляет моё сердце сжаться. Если бы я только мог забрать её себе, но, увы, это выше моих сил.
— Моя мама умерла, когда я училась в начальной школе, и мы с папой остались вдвоём, но он делал всё, чтобы я не страдала от недостатка внимания. Он приходил на все мои школьные спектакли, болел за меня на каждом матче по софтболу. Папа всегда и во всём поддерживал меня. Я никогда не чувствовала, что обделена любовью и вниманием.
— Похоже, он был замечательным человеком.
Совсем не таким, каким был мой отец. Он даже не соизволил прийти на вручение аттестатов, когда я окончил среднюю школу. Для него всегда на первом месте была лишь работа.
— Да. Он был действительно замечательным.
И Арабелль прислонила голову к моему плечу.
Знаю, что она всего лишь нашла во мне утешение, и я не должен воспринимать это как нечто большее, но всё равно, меня словно пронизывает током. Её аромат опьяняет. Гул её сердца звучит музыкой.
И я на мгновение позволяю себе роскошь – крепче обнимаю её, слегка поглаживая нежную кожу её руки.
Завтра я скажу ей правду, и она будет бояться меня, но сегодня позволю себе насладиться её обществом.
***
Арабелль
Тепло окутывает меня, когда прижимаюсь к Таддеусу. Он называет себя чудовищем и это разбивает мне сердце. Я знаю, что мужчина не тот, за кого себя выдаёт. Он помогает людям. Спасает их. И мне хочется, чтобы Таддеус увидел себя таким, каким вижу его я.
Да, он не «Мистер Совершенство», огрызается на людей, но почему то мне кажется, что со мной он ведёт себя так, потому что хочет оттолкнуть.
То, что я увидела в нём за последние двадцать четыре часа, было совсем другим. Таддеус взял на себя мою невероятно сильную боль. Я бы точно умерла, если бы не он. И вот теперь мужчина ещё утешает меня. Чудовище на такое не способно.
Задумавшись о Таддеусе, я не сразу понимаю, что он уснул, продолжая прижимать меня к себе. Мужчина тихо похрапывает, и я, отстранившись, смотрю на него. Его длинные ресницы трепещут и он хмурится. Наверное, даже во сне ему что-то не даёт покоя.
Не знаю, сколько времени смотрю на Таддеуса, но уже поздно и мне надо дать ему поспать. Поэтому осторожно подталкиваю его, пока его голова не оказывается на подушке и укрываю одеялом. Посмотрев ещё раз на спящего Таддеуса, я не сдерживаюсь и, наклонившись, целую его в щёку.
В гостиной становится холодно. Ветер за окном завывает, заставляя дребезжать стекла, и я решаю растопить камин.