Чарли склонил голову набок. Майло – открытый, чуткий, без предрассудков. С ним можно было бы поговорить по душам, рассказать хоть часть своей истории. Вдруг полегчает?
– У тебя бывало, что ты… переставал чувствовать?
– Как это?
– В башке сплошной кавардак из пережитого вперемешку с адским мраком. Его столько, что в какой-то момент мозг берет и… отказывает.
– У всех случаются трудные дни.
– А у меня каждый день, как ты говоришь, «трудный». Настолько, что единственный выход – замкнуться в себе.
– Ну, так бывает в жизни. Наверное, с этим надо просто смириться.
Чарли безрадостно усмехнулся.
– Без обид, но ты понятия не имеешь, что такое жизнь. И каково быть тем, кто знает.
– Приятель, давай-ка одевайся и пойдем отсюда. Внизу мне все расскажешь.
– Если расскажу, мне придется тебя убить.
– Я готов рискнуть, – с улыбкой отшутился Майло. – Давай-ка ты для начала залезешь обратно на крышу.
– Серьезно считаешь, что я собрался прыгать?
– Если честно, да. Зачем тогда сюда пришел?
– Хотел вспомнить, каким был до того, как порвал с прошлым.
– И каким же был? Из-за кого поменялся?
– Был ничтожеством. Кис в одиночестве, не был любим и не любил сам. Не человек – тень человека. И все же хоть что-то да чувствовал. А сейчас, Майло, я выгорел. Чувств не осталось никаких – я сродни искусственному интеллекту, который нас скоро вытеснит.
– И зачем тебе опять становиться ничтожеством?
– Тогда я хоть знал, кто такой. Сейчас же – понятия не имею. И самое страшное, что мне глубоко на это наплевать.
Резкий порыв ветра с силой тряхнул люльку, отбросив ее от стены. Чарли с рукой на тросе хотел уже было перепрыгнуть на крышу, да в последний миг зашатался. Если б Майло не подлетел и не рванул трос на себя, он уже летел бы в пропасть.
– Спасибо, – бросил Чарли… и тут неожиданно для себя подался вперед и прильнул к губам друга. Оба уставились друг на друга глазами навыкате. Чарли впервые целовал мужчину, да и то не столько из страсти, сколько из последней надежды разжечь хоть что-то внутри. Взбрыкнуть Майло не взбрыкнул, но на поцелуй не ответил. Чарли отстранился первым.
– Приятель, не стану отрицать, нас… тянет друг к другу… – сказал Майло. – Но давай на сегодня не будем выходить за рамки дружбы, о’кей?
– Понял, – Чарли кивнул. – Отдашь мне карту?
Майло вынул из кармана ключ-карту. Тут Чарли на миг склонил голову набок, как бы взвешивая «за» и «против»…
И в следующее мгновение что было мочи толкнул ничего не подозревающего друга в пропасть. Майло полетел с пятьдесят второго этажа прямиком на дорогу.
Глава 56
Бруно, Аундл, Нортгемптоншир
Остановившись у крыльца, Бруно оглянулся.
Отголоски шли за ним по пятам от самого дома – и не сказать, что в пути вели себя скромно. Их шаги и бубнеж не умолкали за спиной, и сейчас можно было различить почти всю их ораву в соседнем саду. Уже собственные галлюцинации преследуют!
Он сжал в руке бутылку итальянского белого, купленную в винном неподалеку, и нажал на звонок. Из-за двери полился колокольный перезвон. Вспомнилось, как пару дней назад он потерял голову и уже собрался прикончить Карен Уотсон на месте, но за пару метров от машины услышал изнутри их с Норой голоса. Обе подпевали мультяшной песенке по радио. Бруно все отдал бы, лишь бы оказаться с Луи на их месте…
Тогда он в прямом и переносном смыслах сделал шаг назад, сбавляя обороты. Долгого удовольствия смерть Уотсон не принесет – это однозначно. Да и убить мать на глазах у ребенка – перебор даже для Бруно, у которого и так грань дозволенного уже стерлась. Придется вернуться к плану Б. Сегодня он заберет все, что Уотсон у него украла.
Камера у двери с тихим жужжанием навелась на его лицо.
– Я сейчас, – сказала Уотсон через динамик.
За матовым стеклом показался ее силуэт. Дверь открылась.
– Здравствуйте, – с заметным волнением произнесла она.
Макияжа не было, волосы убрала в хвост, одежда выглядела помятой. Вид домашний. От этого у Бруно зачастило сердце.
– Я ведь не спутал, ужин сегодня? – спросил он.
– Сегодня, но договаривались позже.
– Ох, простите, ради бога! Мне покзалось, Нора сказала в пять… Я еще тогда подумал, что рановато.
– Она сказала в семь, – стыдливо поправила Уотсон, хотя стыдиться ей было нечего. – Нора еще в школе, я как раз собираюсь за ней ехать.
– Давайте я тогда пойду домой и вернусь в семь, как положено.
– А вы не на машине?
– Погода приятная, решил прогуляться… Мне всего полчаса идти. Или схожу в паб пропустить пинту-другую до семи.
– Нет-нет, что вы… Заходите. Тем более что вино нагреется.
Уотсон отступила в сторону, приглашая. Бруно прошел за ней в просторную кухню с двойными стеклянными дверями на задний двор с английским газоном. Интерьер ничуть не уступал по красоте фасаду.
– Придется вам здесь побыть одному, пока я отъеду за Норой.
– Давайте хотя бы с ужином помогу…
– Все уже готово. Гостиная – по правую руку. Чувствуйте себя как дома. Захотите выпить – холодильник к вашим услугам. – Уотсон повесила фартук на крючок.
– Меня все равно к вашему приходу не будет. Смоюсь со всем ценным.
– А-а… Ну, золотые слитки у меня в подвале, а бриллианты за Пикассо закатились. Вернусь через полчаса.
Закрыв за ней, Бруно прошел в гостиную и осмотрелся. Просторная, обставлена с уютом и душой, прямо как их старый семейный дом – дом, отнятый Уотсон и ей подобными. Полки прогибались под тяжестью книг, у камина стояли два больших мягких дивана, на стене висел огромный телевизор. Им с Луи здесь замечательно жилось бы.
Бруно следил из-за шторы, как машина Уотсон катит прочь. Он нарочно объявился на пороге так рано – прекрасно знал о субботней учебе Норы, и что отзывчивая Карен не посмеет его прогнать. Вера в человеческую доброту сыграла с ней злую шутку.
Бруно спешно обшаривал комнату за комнатой в поисках компьютера или другого девайса. На кухне ему на глаза попался примагниченный к холодильнику тонюсенький планшет. Пользуясь сведениями из мозга, он обошел проверку биометрики, и доступ в систему открылся. Первым делом Бруно отыскал банковские счета – влезть в них оказалось ничуть не труднее. Счетов было три: накопительный, для уплаты за дом и один на имя Норы. Сумма на всех набегала под два миллиона фунтов.
– Мои деньги! – Бруно скрипнул зубами.
Именно Уотсон и О’Салливан с Графом – две его первых жертвы – позаботились, чтобы после смерти Зои он не получил ни пенса. А вот двоим, обвинившим ее в домогательствах, компания щедро заплатила за молчание. Как-никак, пятые на британском рынке по делам о выплатах персоналу, меньше всего им хотелось потерять лицо.