Он слышал лишь о том, как Даарук бежал из Совета, а за ним погналась Ариадна. При мысли о дочери он опечалился. Он до сих пор ничего о ней не знал. Возможно, она жива и здорова, вернулась в общину Кротона, и в любой момент Тирсен явится к нему с новостями.
Десять дней назад Даарук бесследно исчез и сейчас мог появиться где угодно. Возможно, он возобновил свои атаки на братство и рассылает письма общинам, рассказывая об иррациональных числах.
Пифагор покачал головой: «Неважно, кто их открыл, Даарук или кто-то другой, рано или поздно бездна станет видимой».
Даарук опередил время, обнаружив существование явления, о котором никто не догадывался. Благодаря его открытию Пифагор понимал, что его математические исследования, вся его теория устройства мироздания натолкнулись на камень — точнее, гору — иррациональных чисел.
«Мы должны их принять, — думал он, — но очень осторожно, так, чтобы они не уничтожили все, чего мы достигли за это время».
Пифагор вовсе не желал похоронить величайшее открытие. Для начала он собирался посвятить в эти числа небольшой кружок великих учителей. Вместе они решат, как распространить новые знания среди пифагорейцев наименее травмирующим образом.
Он посмотрел в единственное окошко своей каморки. Ставни были открыты, но с кровати он видел только небо. Сероватая облачная дымка закрывала звезды, и ночь опустилась преждевременно.
Он снова погрузился в раздумья.
Была еще одна проблема, которая серьезно осложняла будущее.
Утрата политической поддержки, отсутствие притока новых учеников и дезертирство старых неизбежно подорвут экономическую стабильность братства.
Он вспомнил о золоте, которое Главк передал Дааруку. Получи они хотя бы часть этого золота, братство бы справилось со всеми трудностями.
Неожиданно дверь распахнулась, и Пифагор вздрогнул. Он повернул голову, чтобы посмотреть, кто вошел.
Его лицо озарилось изумленной улыбкой.
Глава 139
8 августа 510 года до н. э
— Отец!
Ариадна кинулась к Пифагору, упала на колени перед кроватью и уткнулась лицом в его грудь.
— Ариадна, — прошептал Пифагор, гладя волосы дочери. Крепко обнял ее и тихо заплакал. Не поднимая головы, Ариадна тоже всхлипывала.
Акенон стоял в дверях, наблюдая трогательную встречу отца и дочери. Лекарь Тирсен сообщил, что рана Пифагора заживает, но Акенон боялся, что это всего лишь милосердная ложь, чтобы успокоить Ариадну.
«Слава богам», — подумал он, наблюдая за сценой. Философ был худ и бледен, но не походил на умирающего, которого он ожидал увидеть.
Накладка на бедре Пифагора — удивительное изобретение. Несколько деревянных реек, перевязанных полосками ткани, проходили от колена до середины туловища, не позволяя ноге сгибаться. Льняная повязка скрывала рану. Акенон незаметно втянул носом воздух. Сладковатого запаха, свойственного гниению плоти, не чувствовалось. Учитывая, что прошло уже десять дней с тех пор, как философа ранили, это был очень хороший знак.
Ариадна подняла голову и улыбнулась, смущенная тем, что заплакала, как девочка. Она сжала руки отца, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Пифагор повернулся к Акенону.
— Друг мой, как я рад тебя видеть.
Акенон улыбнулся, шагнул вперед и пожал его правую руку. Ариадна все еще держалась за левую.
— Полагаю, это работа Даарука. — Пифагор указал на лицо Акенона. С правой скулы до сих пор не сошел синяк, нос искривился, а на шее виднелась неровная коричневая полоска.
Акенон кивнул:
— Даарук и Борей поймали меня и собирались убить, но благодаря Ариадне нам больше не следует бояться ни одного, ни другого.
Пифагор попросил рассказать обо всем подробнее. Так он узнал, что Акенон выявил Даарука по кольцу, Ариадне удалось прикончить Борея, затем она отправилась на виллу, где прятали Акенона, и развязала его, а после поскакала в Кротон, чтобы разоблачить Даарука. Ариадна не выдержала и засмеялась при воспоминании о том, как Даарук бежал из Совета в свою нору, полагая, что там он будет в безопасности, а в итоге Акенон его обхитрил.
— Когда Эритрий объяснил, где находится поместье родителей Даарука, — рассказывала Ариадна, — я попросила его никому про это не говорить. Никто не должен был вмешиваться в наши планы. Нам предстояло провести в этом доме ночь: Акенон был тяжело ранен и не мог ехать верхом. На следующее утро, еще до рассвета, я отправилась в порт, чтобы отыскать корабль, который увез бы нас из Кротона. В гавани встретила Эшдека.
Ариадна подняла глаза на Акенона, и тот кивнул:
— Эшдек — мой друг из Карфагена, я ему полностью доверяю. Богатый купец. Последние годы я работаю почти исключительно на него. В Кротоне он оказался случайно, следуя в Сибарис. Узнав о том, что произошло у сибаритов, он решил пристроить свои товары в Кротоне. К счастью, я рассказывал о нем Ариадне, вот она и отправилась прямиком к нему, и Эшдек немедленно предложил помощь. Он подобрал нас на одном из своих кораблей и приютил на несколько дней у себя. Его люди докладывали обо всем, что происходит в мире. Узнав, что ты в Метапонте, мы тут же пустились в путь на корабле Эшдека.
— Что вы сделали с Дааруком? — спросил Пифагор, глядя на дочь.
Лицо Ариадны омрачилось. Она опустила глаза и смущенно молчала. Вместо Ариадны заговорил Акенон.
— Он прикован к веслу на корабле Эшдека. Мы не отдали его кротонскому правосудию: он подкупил слишком много людей, которые пришли бы ему на помощь в надежде получить еще больше золота. — Мгновение он колебался. — К тому же мы опасаемся зловещей силы его взгляда и гипнотического голоса.
Помрачнев, Пифагор кивнул. Ариадна молча встала и выглянула в окно. При виде ночных теней ее охватила меланхолия. Она всегда чувствовала, что не до конца вписывается в братство, теперь же у нее появилась болезненная уверенность, что из-за Килона и Даарука расстояние, отделявшее ее от пифагорейского сообщества, сделалось непреодолимым. Отец любил ее, но не одобрял дремавшие внутри нее темные чувства, часть ее натуры наравне со всеми другими.
Пифагор с грустью посмотрел на дочь, потом повернулся к Акенону.
— Собираешься вернуться в Карфаген?
Акенон ответил утвердительно, но Ариадна не обратила внимания на его слова. Она вспоминала второй день, проведенный на корабле Эшдека. Она меняла повязку на лице Акенона, когда явился один из матросов и сообщил, что Килона казнили.
— Тело выставлено у северных ворот Кротона, — добавил матрос.
В этот момент Ариадна почувствовала непреодолимую потребность увидеть это мертвое тело. С наступлением ночи надела плащ с капюшоном и покинула корабль. Она не предупредила Акенона, понимая, что тот попытается помешать.
Когда она подошла к телу Килона, ее охватило разочарование: опухшее, изуродованное лицо было едва узнаваемо. Тем не менее полчаса она неподвижно стояла перед ним, прислушиваясь к собственным чувствам. Будучи дочерью Пифагора, она обязана была испытывать всепрощение или сострадание, но ничего подобного она не чувствовала. По приказу Килона ее похитили и изнасиловали. Это он приказал напасть на дом Милона и пытался растоптать отца и его сподвижников… Вспоминая все это и созерцая мертвое тело, она испытывала невероятное облегчение, которое вскоре сменилось чувством опустошенности.