Жертва, вознесенная во власть, стремится превратить подчиненных сограждан в рабов. Бойтесь этого!
…Рут постепенно стала выползать из своей берлоги, уходила на полдня гулять в Проспект Парк, берег зеленого озера настраивал ее на умиротворенный лад; в холщовой сумке через плечо лежала какая-нибудь книжка, «Джек Дэниэльс» в поллитровой бутылке из-под кока-колы, сэндвич и зонтик. Однажды мимо ее скамейки проехали полицейские на велосипедах, парень и девушка со светлой косичкой из-под шлема, Рут демонстративно хлебнула из бутылки и откусила сэндвич, девушка ей улыбнулась. Впервые в жизни Рут читала не политическую литературу, не исследования по гендерной психологии или наставления по тактике уличной борьбы — она читала беллетристику. Современные поделки вызывали пожатие плеч, Буковски и Чак Паланик оставляли чувство брезгливой жалости. Она читала теперь Торнтона Уайлдера и Пенн Уоррена. «За рекой в тени деревьев» Хемингуэя вызвала слезы, и хотя это были не совсем трезвые слезы, но этот большой мальчик сам всю жизнь пил от горя, сказала она себе. Снизошла в поисках хорошего настроения до О. Генри, и он определенно привел старуху в восторг. А затем открыла для себя Джека Лондона (токсичного маскулиного расиста), и впервые оказалась в возрасте четырнадцати лет: романтика суровых пространств увлекала ее, сильные молчаливые мужчины былых времен заставляли блестеть ее глаза, напряжением всех сил они вырывали свой кусок хлеба и счастья у жестокой жизни, и в этом был смысл, не требующий поисков…
Потряс ее Томас Вулф, под впечатлением от него она так и осталась: всё в мире взаимосвязано, все люди повязаны друг с другом, домой возврата нет, каждый как паутинка на скале, оглянись на дом свой, ангел… что мы делаем друг с другом, куда мы все идем…
Если бы Пирс Джанетти трахнул тогда ее в машине, если бы она стала профессором литературы… Квинтилий Вар, верни мне мои легионы! Откуда она всю жизнь знала эту фразу?..
Рут неотвязно думала теперь о мошенничестве с информацией, о литературе прошлой и нынешней, сомнения в светлом социалистическом будущем подтачивали сознание, как древоточец ножку дубового стола. Она стала носить в сумке приемник, на скамейке слушала его, прихлебывала из кока-коловой бутылки и крутила в поисках какой-нибудь лекции по искусству или истории, литературе лучше всего. Трансляции ток-шоу ей особенно нравились и не затрудняли внимание:
— Послушайте, ну сколько можно повторять, что молодежь совсем не читает. А отцы-пилигримы много читали? Переселенцы, идущие через Великие равнины, много читали? Фермеры и рабочие, бизнесмены и водители, моряки и шахтеры — очень много они читали? Читали исключительно люди образованные, студенты, учителя, журналисты. А прочие вообще не соприкасались с узкой образованной прослойкой. А сейчас — все на виду: Интернет, Фейсбук, Твиттер, Инстаграм, что там еще — это же как на заборе писать и читать, как на вечеринке поболтать, как за барной стойкой. Вот все, кто вообще хоть как-то писать умеет, вылезли на свет божий. Как клопы из всех щелей. Много их, оказывается! И все малограмотны. А было еще больше! Просто речь о них вообще не шла!
— Для молодежи социальные сети — это как столбик для собачки: обнюхать следы других и пописать самой — вот и все чтение.
— Раньше большинство читало только Библию. Так ведь и ее не читало! Раз в неделю ходили в церковь, слушали проповедь — уже спасибо.
— Позвольте! Спасибо… Да. Книга, печатная книга — лишь один из видов носителей информации. До изобретения письменности — литература была устной. Гомер был неграмотен. О нет, уже существовала буквенная азбука финикийцев и евреев, а в Двуречье клинописью стали записывать сказания. Но в общем был дописьменный период.
А появилась письменность зачем? Долги записывать. Налоги распределять. Бухгалтерские документы. А потом? Государственная пропаганда: прославление подвигов царей. А потом? Создание истории: цари, царства, войны, победы, пленные, захваченные страны. А потом? Личные письма — они еще в Месопотамии были: отец сыну, муж жене, подчиненный начальнику.
Итого. Можно сказать. Письменная литература возникает в Древней Греции, расцвет Афин VI–V веков до нашей эры.
— Позвольте! А религиозная? Тора? А законы Хаммурапи? И «Эпос о Гильгамеше» был куда раньше, чем ахейцы пришли на Балканы!
— Простите, да, согласен; я для краткости. Эллада — это диалоги Платона, это Аристотель, это огромный письменный массив. Но читателей был — узкий круг. Рукописи дороги! Философских школ мало. И что? И ходили в театры, смотрели трагедии и комедии. Дело это почиталось важным! Государство — город — платил гражданам по два обола, чтобы они в этот день оставили дела и шли в театр! То есть — понимали: литература — это важно, это воспитание граждан, это просвещение, нам нужны умные и добродетельные люди. И литература несла сильнейшую воспитательную функцию. Учила мужеству, мудрости, исполнению долга; высоким чувствам учила. И чтоб не пригибать этим грузом — разгружала смехом, сарказмом, издевкой. Нет неприкасаемых тем, даже богов создали с пороками, все подвергается критике!..
— Простите, вы превысили свой лимит, у нас регламент. Да, пожалуйста, ваша очередь.
— Коллега, прошу меня извинить. Если позволите, я продолжу с того места, где вы остановились. После Античности наступило Средневековье, и народ стал поголовно неграмотен. Возникает рыцарский роман — манускрипты на пергаменте чрезвычайно дороги, знать держит для чтения книг вслух специальных чтецов. Ну, а потом Иоганн Гутенберг изобретает печатный станок, наборный металлический шрифт, бумага в Европе дешевеет, и к 1500 году открывается эра книгопечатания. К этому времени в Европе уже множество университетов! Отметим с удовлетворением: число книгочеев растет! И к 1800 году все приличные люди уже читают романы, классицизм сменяется романтизмом, школа «штурма и натиска» в Германии, немецкая классическая философия, французское просвещение, английская политическая экономия. И великий XIX век — золотая классика. А к концу его возникает всеобщее школьное образование, и вот тут мы можем говорить о массовом чтении впервые в истории, потому что…
— Да гоните его вон! Мы тут что, второгодники?! Он что, учитель?!
— Я прошу ведущего разрешить…
— Почему все читали Дюма? Или Диккенса? Потому что делать им было нечего! Ни кино, ни радио, ни телевидения, не говоря о компьютерах. Газеты? — только новости и объявления. Вот в газетах — ежедневно, с продолжением — романы и печатали. Их и читали. Вместо сериалов. Но газет было мало, а писателей мигом развелось много. И почти все романы входили отдельными книгами. В газете-то — это все равно как сейчас телесериал сделают.
Литература несла главную не только эстетическую нагрузку, но и духовную, идейную, психологическую, познавательную. Из романов узнавали, как любить, как добиваться женщины и мужчины, что испытывают люди в разных ситуациях, как живут в деревне и во дворце, за морями и в горах. В романе были герои и злодеи, знойные страсти и кровавые преступления, битвы и клятвы… То есть!! Да не держите вы меня! Вот собственная, личная жизнь человека была маленькая, серая, ограниченная и монотонная — а в романе он выходил, как через дверь — в огромный мир, пестрый, красочный, разный, опасный и прекрасный! Ну так конечно читали. А что еще было делать?..