Бывшие в падении - читать онлайн книгу. Автор: Александра Гейл cтр.№ 15

Придуманная ответственность навалилась на меня тяжестью, непосильной для шестнадцатилетки. Я делала с собой страшные вещи. Тренировалась до потемнения в глазах, растягивалась так, что наутро не могла собрать ноги и дойти до театра без слез, не имела друзей, не отдыхала и почти не ела. Три килограмма истаяли молниеносно, сорок шесть превратились в сорок три.

Все свободные деньги я переправляла матери и при этом лгала, что мне вполне хватает, ведь у балерин «сладкая жизнь». Вот только я отказывала себе буквально во всем.

Нет, кроме ухода из балетной школы был еще один выход. И меня от него мутило. Отец, памятуя о том, что «успешным людям стоит держаться друг друга, Дияра», как последний урод, открыл на мое имя счет в банке. Для меня, не для мамы и Рамиля – они не заслужили, они не были успешны. А вот я – молодец. Я заслужила кредит доверия. Вот только в том, что это именно кредит, сомнений не возникало!

Впервые увидев сумму на этом счете, я прорыдала всю ночь, пропустила несколько приемов пищи, а в балетном классе сослалась на критические дни, чтобы хоть как-то объяснить свое предобморочное состояние.

Целый год я не трогала эти деньги. Но потом маме потребовалась операция, и я взяла у отца в надежде, что он все же не конченый козел. Говорила себе, что он мне задолжал куда больше, что при встрече брошу все это ему в лицо. Но на душе скребли кошки, было тошно и муторно. Я долго сидела в комнате с плеером в ушах, уговаривая себя поесть, ибо сил не осталось даже на то, чтобы встать с кровати. Но кусок не лез в горло, от вида еды накрывало паникой. На следующий день я упала в обморок прямо в театре и уехала на скорой в больницу. И… все узнали.

Дияра Огнева – анорексичка.

Это добавило мне неприятностей, но никого не удивило. Открою вам секрет: анорексия – это балетные реалии, а в особенности реалии балетных школ. И никого из нас они не удивляют.

Современный золотой стандарт балетной красоты – это рост порядка ста семидесяти сантиметров и выше при весе не более пятидесяти одного килограмма. Исключение одно: если танцовщица очень высокая и есть подходящий партнер. Остальных – штрафуют. В идеале вес должен быть порядка сорока пяти – сорока семи килограммов. В балетных школах все жестче, и намного. Там ставят в пример девочек куда более худых. Сорок килограммов, тридцать восемь. Таких хвалят. Юные балерины устраивают соревнования по похудению с целью выявить, кто лучше. И я тоже в этом участвовала. Кого во всем этом винить – непонятно. Сильви Гиллем, наверное, это же она задала нам недостижимую высоту своим неповторимым совершенством. [Сильви Гиллем – французская балерина с идеальными балетными данными. Обладательница титула «прима-балерина ассолюта», который присуждается лучшей балерине всех времен].

О жестокости балетных школ слагают легенды. Некрасивых девочек отсеивают еще на этапе обучения. Так же, как и плотных, короткошеих, тех, у кого большая грудь и широкие бедра… Если в современном мире существует прообраз антиутопии с отбором идеальных солдат, то это балетные школы.

В общем, когда полгода назад я потеряла сознание прямо у станка, меня увезли на скорой, а затем спокойненько вернули обратно, накачав глюкозой и какой-то еще дрянью. Но четко прописанный в медкарте диагноз вкупе с рекомендацией назначить лечение у психотерапевта заставил дирекцию театра подсуетиться. Для очистки совести и обеления собственного имени. Это все: у меня появились документально зафиксированная проблема и врач, беседовавший со мной на тему «Давай ешь, но не очень много, ты же артистка балета». И еще слухи, которые легко и быстро долетели до ушей Поля Кифера.

41 – 01.2018

Домой я приезжала только на летние каникулы, а в остальное время мы с мамой ограничивались звонками. Я их и любила, и нет. Потому что мама осталась единственным человеком, который меня любил, но новости из дома зачастую приходили такие, что потом можно было всю ночь реветь в подушку.

В тот раз они оказались особенно «приятными». Рамилю исполнилось шестнадцать, а значит, теперь за свои проделки он был вынужден отвечать по закону.

То, что люди злые, мстительные и эгоистичные, я уже давно уяснила. То, что поблажек не делают, – тоже. Но все равно для меня стало шоком, что учитель, которому Рамиль разбил лобовое стекло, зная обо всех наших сложностях, написал на него заявление в полицию. Ну, прежде чем выгнать из школы.

Мы с матерью молились за аттестат брата о среднем образовании. Я сомневалась, что он бы легко нашел работу после выпуска или вдруг взялся за голову, но все равно это был бы существенный шаг вперед. А тут он не только вылетел из школы, но и заполучил свое несомненно заслуженное уголовное дело. Теперь требовалось как-то уговорить учителя забрать заявление и оплатить замену стекла. И, конечно же, устроить брата в еще одну школу на оставшиеся четыре месяца, притом что мы едва нашли для него третью. Очень помогла бы протекция отца, но он встал в позу и решил поучить сына ответственности.

У нас с матерью родился только один вариант решения этой проблемы: вмешаться мне.

Телефон очень кстати ожил лестной надписью «Папа» в субботу рано утром. При всем своем невнимании к жизни дочери, отец знал, что дозвониться до меня можно либо до репетиции, либо после репетиции или спектакля. Нет, брать телефон в перерывах разрешалось, но поскольку звонки от него всегда оставляли меня в растрепанных чувствах, я предпочитала не мешать работу с личным. Он каждый год прилетал в Петербург примерно в одно и то же время, по делам, поэтому я знала, когда именно он будет звонить. Но на этот раз бегать от него не собиралась.

Так совпало, что в выходные у меня не было ни одного спектакля, а потому имелось свободное время: педагоги были заняты с выступавшими солистами. Этим я и воспользовалась, чтобы отпроситься ради обеда с отцом.

Но когда вошла в ресторан, так и примерзла к месту: отец сидел за столиком не один.

Я никогда не видела мачеху вживую. Только на фото. Раньше отцу хватало ума не нагнетать. Кстати сказать, то был первый визит отца в Петербург с тех пор, как я сняла деньги с его счета, – полагаю, тем и объяснялось присутствие мачехи на нашей встрече. Я и раньше понимала, что, как только залезу в карман отца, стану должницей. Однако никак не ожидала, что от меня потребуется предать прошлую семью в угоду новой.

Не будь на кону будущее Рамиля и, соответственно, мамы, я бы развернулась и ушла тотчас. Но увы, для Дияры Огневой то была слишком большая роскошь! Мысленно задавшись вопросом, сколько еще лет моя жизнь будет напоминать хождение по минному полю, я постаралась взять себя в руки и направилась к столику.

– Здравствуй… папа, – проговорила я с запинкой.

Он поднялся, чтобы меня обнять, и я с трудом подавила желание отстраниться. Он считался не просто красивым, а очень красивым мужчиной. Однажды я услышала разговор о нем других женщин. Я была уже достаточно взрослой, чтобы понять: у отца было много возможностей изменить маме. Но до аварии его вниманием владела только она. И это понятно. Она тоже очень красивая женщина, хотя сейчас в этом месте очень хочется сказать «была». Потому что красота ее стала никому не нужной с тех пор, как маму покинула возможность ходить. Ну а раньше отец буквально на руках ее носил. Мы с Рамилем понимали, что папа больше любил маму, чем нас, но это казалось нормальным… пока не грянуло.