— Понимаю. Что же вы имеете в виду, сэр?
— Я хочу сказать, что вы и дети…
— Ужин подан, сэр.
Арнольд грязно выругался, но услышал его только Найт, едва удержавшийся от смеха:
— Благодарю, Дакет. Мистер Дэмсон, не будете ли вы так добры подать руку миссис Уинтроп?
Лили не хотела бы приближаться к Арнольду даже на шесть футов, но поскольку ничего нельзя было поделать, просто улыбнулась и подождала, пока Арнольд возьмет ее под руку. Он весь дрожал, хотя Лили не могла понять, почему. В конце концов, именно она самозванка, а не он.
Они направились в столовую, где мистер Дакет лично придержал для Лили стул. Она подошла к столу, но Арнольд не выпускал ее руку. Лили попыталась освободиться, но безуспешно.
— Мистер Дамсон, пожалуйста.
— О, — пробормотал Арнольд, отдергивая пальцы, словно от огня.
Найт, изумленно подняв брови, уставился на Арнольда, всем видом выражая неодобрение столь неприличного поведения.
Арнольд покраснел. Лили молилась про себя, чтобы он, по крайней мере, не раскрывал рта, а Найт решил продолжать этот фарс. Как только все уселись, он велел Дакету подавать на стол.
Арнольда хватило ненадолго: положив себе тушеной баранины, он объявил:
— Я хотел бы уехать завтра же. Лили. Ведите собрать детей и проследите, чтобы все было готово.
«Сейчас или никогда», — подумала Лили, на мгновение замерев с вилкой у рта.
— Нет, Арнольд. Мы никуда с вами не поедем и останемся здесь.
Арнольд окончательно потерял самообладание.
Глава 4
Дэмсон Фарм, Хэрроугейт. Англия.
— Да, мэм. Мы приятели Лили Тремейн, крошки вашего брата. Ужасно жаль, что старина Трис откинул копыта, но были бы здорово рады повидать девочку, уж это точно.
Гертруде Дэмсон с трудом удавалось понимать смысл жаргонных выражений, что отнюдь не умаляло страха перед двумя зловещими созданиями, весьма напоминавшими разбойников с большой дороги. Тот, что повыше, выглядел очень злобным; мясистая красная физиономия и бесстрастные темные пуговичные глазки наводили на мысль о том, что он способен украсть содержимое из церковной кружки для бедных, а потом придушить самого священника, что же касается его товарища-коротышки, похожего на хорька, тот, по-видимому, вполне может держать священника, пока первый разделывается с беднягой.
Гертруда ваяла себя в руки. Так они желают говорить с Лили? И это ее приятели? Вряд ли, конечно, но Гертруда совсем не возражала. Ни чуточки. Она оглянулась в поисках старого дурака Бима. Где его носит? Как он посмел впустить в дом этих негодяев?
Бим, собственно говоря, успел разбогатеть с утра на пять фунтов и теперь нерешительно переминался за порогом гостиной, молясь только о том, чтобы гости не прикончили хозяйку.
Гертруда подумала, что завопила бы во всю мочь и подняла бы мертвых, явись эти двое за чем-то другим, а не за мерзкой тварью Лили Тремейн. Она все еще сгорала от ревности: подумать только, жалкий трус Арнольд мог так увлечься этой шлюхой! Значит, теперь ему понадобились чужие дети? Человек, который собственным отпрыскам не уделял ни малейшего внимания, теперь решил стать отцом отродью Триса? Не будь намерения мужа столь омерзительно очевидными, Гертруда плюнула бы ему в лицо. Но Лили взяла детей и попросту исчезла. У Гертруды были свои подозрения относительно причины столь внезапного побега, но она в жизни бы не призналась в них себе самой, не говоря уже о священнике и даже высших силах.
Гертруда улыбнулась негодяям, переминавшимся перед ней с грязными шляпами в руках на идеально чистом полу гостиной, и с готовностью объяснила:
— Лили Тремейн в Лондоне. Насколько мне известно, она живет сейчас у виконта Каслроза, кузена моего покойного брата. Правда, адреса его я не помню.
Монк, не готовый к столь внезапной капитуляции, нахмурившись, взглянул на расплывшуюся, большегрудую толстуху, словно пытаясь определить, правду ли она говорит.
— Вы уверены? — угрожающе переспросил он.
Гертруда боязливо мигнула.
— Конечно. Муж поехал туда, чтобы вернуть ее и детей.
— Вот как, — пробормотал Бой, дергая Монка за рукав. — Давай смываться, Монк, да поскорее.
— Ладно, — бросил тот, все еще не в силах опомниться от такой неудачи. Не потребовалось грозить, размахивать тонким стилетом, самой драгоценной собственностью, подарком святой матери, давно покинувшей этот мир, нет нужды в проклятиях и ругательствах. Это просто обескуражило. К такому он не привык.
Проводив к выходу обоих мерзавцев, Бим немедленно предстал перед хозяйкой и наплел с три короба о том, как те угрожали его жизни, но Гертруда только мельком взглянула на него и протянула руку:
— Немедленно отдай мне, Бим. Все. Тот начал, запинаясь, с видом оскорбленной невинности, все отрицать, а кончил тем, что положил пятифунтовую банкноту в пухлую ладонь хозяйки. Какая несправедливость!
— Им нужна мисс Тремейн, — сообщила она, запихивая деньги за корсаж. Бим мгновенно встрепенулся:
— О Боже! Надеюсь, вы не знаете, куда она отправилась, мэм.
— Конечно, знаю и все рассказала, старый осел! В отличие от вас, безумцев, не думаю, что они растают при виде ее красоты. Ну а теперь убирайся, пока я не велела выкинуть тебя с Дэмсон Фарм.
Уинтроп Хаус. Лондон, Англия.
— Расскажи нам все. Лили. Все, до капельки. Лили потерла усталые глаза, пытаясь собраться с мыслями. Взглянув на часы на каминной доске, она увидела, что сейчас всего шесть утра, но дети уже прыгали и катались по ее постели. Все трое. Ей не пришлось пересказывать события вчера, поскольку дети, не дождавшись ее, уснули.
— Хорошо. Погодите минутку. И немедленно укройтесь, а то простудитесь.
Лора Бет, зажав подмышкой Царицу Екатерину, подлезла под бочок Лили и прижалась к ней. Тео и Сам тоже набрались под одеяло, подложив под спины подушки.
— Когда мы уезжаем, мама? — спросила девочка.
— Я не… то есть мы остаемся, — пробормотала Лили, от всей души надеясь, что говорит правду. Ей ничего не было известно, и, кроме того, она не хотела проявлять слишком большого оптимизма. Достаточно, что отец всю жизнь тешил себя иллюзиями.
— Скажи нам, — испуганно попросил Тео. — Мы все вынесем.
Лит захотелось обнять мальчика, поклясться, что никому не позволит обидеть его, но вместо этого только ободряюще, как ей казалось, улыбнулась.
— Ну что ж, Уродина Арнольд был самим собой, и в начале ужина я уже думала, что для нас все кончено.
Она взглянула на портрет некрасивой женщины в накрахмаленном платье с фижмами ужасающего зеленовато-желтого цвета оттенка желчи. Одна из давно умерших Уинтропов? Какой отвратительный вкус!