Жизнь Бунина. Лишь слову жизнь дана… - читать онлайн книгу. Автор: Олег Михайлов cтр.№ 61

И нищий, и царь одинаковы перед лицом смерти. Тогда зачем богатство, слава, наслаждение женской красотой, власть и могущество? Так восточная мудрость песни о Темир-Аксак-Хане, которую мучительным криком ведет нищий – «столетняя обезьяна в овчинной куртке» (позднейший рассказ «Темир-Аксак-Хан»), вдруг смыкается с доморощенными думами русского полуграмотного богатея. Думами, которые даже у Кузьмы Ильича вызывают равнодушно-безнадежный отклик: «Рехнулся… Да туда и дорога. Все равно!»

С «сокрушенным вздохом» исповедуется в конце повести Тихон Красов перед братом: «Ах!.. Ах, брат ты мой милый! Скоро, скоро и нам на суд перед престолом Его! Читаю вот по вечерам требник – и плачу, рыдаю над этой самой книгой. Диву даюсь: как это можно было слова такие сладкие придумать! Да вот постой…

– Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижу в гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, безгласну, не имеющую вида…

– Воистину суета человеческая, житие же – сень и сомнение. Ибо всуе мятется всяк земнородный, яко же рече Писание: егда мир приобрящем, тогда во гроб вселимся, иде же вкупе цари и нищии…»

Тихон Красов неожиданно оказывается хоть и в отдаленном, по явном духовном родстве с такими непохожими на него людьми, как капитан из «Снов Чанга», старый князь (рассказ «Всходы новые») или воротила Зотов («Соотечественник»), ощущающие под собой бездну. Словно очнувшись под конец суетной, стяжательской жизни, итожит он пройденное, ища источник света. Недаром писатель в продолжении «Деревни», по свидетельству В. Н. Муромцевой-Буниной, намеревался показать, что Тихон Ильич умирает, а Кузьма переезжает в Москву (где попадает в кружок самоучек, а затем и в художественный кружок). С такими мыслями жить по-прежнему невозможно, а по-новому Тихону Красову, очевидно, не под силу.

Итак, сложное отношение «любви-ненависти» пронизывает «Деревню», равно как и другие произведения Бунина о «мужике» и «мелкопоместном», в характеристике которых также не обойдешься какой-либо одной краской. Казалось бы, что может быть мрачнее и беспросветнее крестьянской жизни, запечатленной писателем в рассказе «Веселый двор»? Жутка насмешка соседей, окрестивших нищий, полузаброшенный двор Минаевых «веселым»; нелеп и уродлив печник Егор, закончивший свою жизнь под колесами поезда; никому не нужна, позабыта Богом и людьми и собственным сыном его мать Анисья, прозванная за голодную худобу Ухватом. Но что это – обличение крестьянской косности и дикости? Враждебное и скептическое отношение к русской деревне? Приведем характеристику одного из важнейших эпизодов рассказа, данную А. Твардовским:

«Когда Анисья Минаева… покинув пустую избу, в полуобмороке от истощения бредет в жаркий цветущий летний день за двадцать верст к сыну… она для нас как бы не литературный персонаж, а именно та, живая Анисья, каким-то чудом из горькой, мученической своей и безгласной, безвестной жизни занесенная на страницы книги. Ее материнская печаль и материнская нежность к беспутному сыну, оставившему мать без крошки хлеба, ее страдания вызывают у нас прежде всего не восхищение мастерски написанным портретом, а просто душевный порыв, страстное желание помочь этой бедной женщине, накормить, приютить ее старость».

Анисья человечески близка и понятна Бунину, как близок ему «мелкопоместный» Хрущев из «Суходола», как близок и мещанин Кузьма Красов. Твардовский говорит о читательском впечатлении, производимом рассказом и обусловленном в конечном счете авторским отношением к изображаемому. Одновременно он размышляет и об обобщающем, символическом смысле образа Анисьи: «Эта женщина, бредущая проселками и полями, шатающаяся от слабости, жующая какие-то травинки («Горох еще не наливался. Кабы налился, наелась бы досыта – и не увидел бы никто»), предстает перед нами как образ всей нищей «оголодавшей деревенской Руси, бредущей среди своих плодородных полей, плутающей по межам и стежкам». Тема Руси, России растет и ширится в произведениях 1910-х годов, являя нам ряд национальных типов, чисто русских характеров, таких, как красавица Молодая, древний годами Иванушка, грамотей и книгочей Балашкин, братья Тихон и Кузьма Красовы («Деревня»), батрак Аверкий («Худая трава»), исполин Захар Воробьев (одноименный рассказ), соединивший в себе трагическое и скоморошье начала нищий Шаша («Я все молчу») и т. д.

Если определить кратко отношение писателя к деревенской России, крестьянской и дворянской, то это будет сложное чувство «любви-ненависти». Поэтизируя старую Русь, Бунин одновременно заявляет о своей ненависти к темному и дикому и о любви к родному, издревле идущему, прорывающемуся через все социальные невзгоды.

Не мысль ли автора высказывает Кузьма Красов, потрясенный видом черниговских мужиков, искусанных бешеным волком и безропотно переносящих издевательства над ними «начальства»: «О временах Владимира, о давней жизни, боровой, древне-мужицкой, напомнили эти люди, испытавшие рукопашную схватку с бешеным зверем ‹…›. Он задохнулся от злобы и на жандарма, и на этих покорных скотов в свитках. Тупые, дикие, будь они прокляты… Но – Русь, древняя Русь! И слезы пьяной радости и силы, искажающей всякую картину до противоестественных размеров, застилали глаза Кузьмы». Противоречивые чувства героя (и автора) соединены в тугой и нерасплетаемый узел. За современными Бунину горькими картинами жизни крестьянской России он видит ее глубинную, многовековую историю, за темными и искалеченными судьбами – огромные, неразбуженные и здоровые силы, таящиеся в русском человеке.

Что такое Захар Воробьев (одноименный рассказ), добродушный русобородый гигант, как не пример национального характера, с его удалью, размахом, великодушием, соединением исполинской силы и кротости. Да это какой-то добрый молодец, прямой потомок былинных богатырей, которые

Беда Захара Воробьева, однако, в том, что жизнь не давала ему ни малейшей возможности проявить себя, раскрыть хотя бы малую толику богатырской своей души. Ну, пронес на руках «верст пять» нищую, убогую старуху – эко диво! И он погибает, сваленный «не большой горой, а соломинкой» – выпив на спор с мелкими и жуликоватыми людишками непомерное количество водки.

Как известно, по свидетельству Горького, об этом рассказе «крестьянский писатель» Иван Вольнов отозвался так: «Это – на сто лет! – говорил он. – Революцию сделаем, республика будет, а рассказ этот не выдохнется, в школах будут читать, чтобы дети знали, до чего просто при царях хорошие мужики погибали». Именно в крестьянской, простонародной среде, посреди всей тьмы, социального убожества и лишений находит Бунин истинно положительные характеры.

Вспомним страшную и трогательную историю Однодворки («Деревня»), семью которой разбивает серальник Дурново, воспользовавшись свирепой крестьянской нуждой. «Что же делать-то, – рассказывает она Кузьме Красову. – Бедность была лютая, хлебушка и в новину не хватало. Мужик меня, правду надо сказать, любил, да ведь покоришься. Целых три воза дал за меня барин. «Как же быть-то?» – говорю мужику. «Видно, иди», – говорит. Поехал за рожью, таскает мерку за меркой, а у самого слезы кап-кап, кап-кап…» А с каким состраданием относится Кузьма и сам Бунин к вдове Бутылочке, в лохмотьях, мокрой и оледенелой от дождя, что приходит диктовать письмо к сыну в Серпухов: «Письмо милому и дорогому сыночку нашему Мише, что же ты, Миша, про нас забыл, никакого слуху нету от вас… Ты сам знаешь, мы на хватере, а теперича нас сгоняют долой, куда ж мы теперича денемся… дорогой наш сыночек Миша, просим вас за ради Господа Бога, чтоб вы приезжали домой как ни можно скорей…» И опять сквозь слезы шепотом: «Мы тут с вами хоть землянку выкопаем, и то будем в своем угле…»