Атомный конструктор №1 - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кремлев cтр.№ 25

В рапорте Духова имеется неожиданная оценка: «Шар был сочный…….Так мог бы сказать художник, но вот же — сказал инженер. И сказал так, что для художника — если бы он, не видя взрыва воочию, попытался его передать на холсте — свидетельство Духова было бы, пожалуй, наиболее ценным и информативным.

Фишман через сорок лет описал взрыв так: «Оповещение — ослепительная вспышка, затем — раскатистый грохот…». Потом прибавил: «Стальная башня и ДАФ полностью испарились.»

Вряд ли, вспоминая в конце 80-х тот день, Давид Абрамович вспомнил «ДАФ» случайно. В эпицентре первого взрыва он после взрыва не был, там тогда вообще побывало очень немного людей — вначале одни дозиметристы. Во второй половине дня 1го сентября Курчатов и Завенягин направили в центр поля в сопровождении дозиметристов Зернова, Щелкина и двух фотографов. И — все.

Но мыслями на той пережженной в стекло и труху земле были многие. Да, собственно — все. Однако у Фишмана к тому был особый повод. Еще недавно рядом с Башней стояло «его» здание, и вот оно не развалилось, не сгорело, а испарилось'. И хотя Давид Абрамович имел натуру инженерскую, то есть — не так чтобы впечатлительную, такая мысленная картина не могла не поражать любое воображение.

Мы, впрочем, имеем точное описание того, во что превратился «ДАФ» и местность вокруг него. Курчатов и Завенягин в своем докладе Берии о 10-минутном посещении центра поля Зерновым и Щелкиным, сообщали:

«Было установлено, что башня и здание ДАФ (сборочная мастерская изделия) полностью разрушены; на месте башни образовалась воронка диаметром около 4 метров и глубиной 1,5 метра, на дне видны остатки железобетонного фундамента. На месте здания ДАФ сохранилось немного кирпичного щебня, а также остатки железобетонных фундаментов. В центре, метров 25 по радиусу, вся почва взрыхлена и превращена в мелкую пыль. За указанным расстоянием от центра на поверхности почвы образована корка толщиной до трех сантиметров расплавленной почвы.».

А 2 сентября 1949 года Фишман самолетом улетел с полигона домой вместе с Флеровым, Давиденко и Ширшовым. Летели через Свердловск, прилетели туда поздно и до гостиницы добрались ночью. Все магазины закрыты, гостиничный ресторан — тоже. «А есть очень хочется — вспоминал Давид Абрамович. — Пошли в дежурный гастроном (напротив театра музыкальной комедии)».

Ночь… Летняя столица Урала — по-ночному пустынная, но, все же, наполненная жизнью большого города, такой отличной от той, которой жил Фишман последние два «полигонных» месяца. Напряжение постепенно спадало. Впереди были дом, «бабье лето» среднерусской осени в заповедных лесах. И впереди была новая работа — теперь уже по совершенствованию того, что было испытано неполную неделю назад.

О чем думал Давид Абрамович, пролетая 3-го сентября 1949 года над Уралом, над Волгой, над ставшими уже родными лесами Средней полосы России, сейчас можно лишь гадать.

Но вот опять его запись в блокноте 1989 года: «Прежде всего усилия были направлены на успешное доказательство теоремы существования. Только успех 1-го испытания лишал США достигнутой на 4 года монополии. Причем за монополией, как и следовало ожидать, последовал шантаж, особенно после кончины Ф. Рузвельта».

Теперь советская «теорема существования» была «для случая РДС-1» убедительно доказана.

Однако Фишмана и его коллег ждали новые «теоремы», и их тоже надо было доказывать — раз за разом успешно.

Впереди была жизнь, занятая все более усложняющимся делом, в котором обязанности и ответственность Давида Абрамовича тоже все более возрастали.

Развивался «Объект», развивался и рос Фишман — как личность, как профессионал. И достаточно быстро наступило время, когда он уже сам влиял на формирование и рост своих подчиненных, своих младших товарищей и соратников.

Пятидесятые и шестидесятые годы — это время, когда от первых, еще несовершенных и весьма простых конструкций мы переходили к уже достаточно совершенному ядерному боевому оснащению для практически всех видов и родов Вооруженных Сил СССР.

Это был период сразу после первых лет «бури и натиска», но, как и первый период, это было время энтузиастов, героев. И Давид Абрамович Фишман выдвигался в первые ряды тех, кто создавал ядерную мощь Отечества.

КБ-11 расширялось, возникали новые задачи, поставленные Правительством и военными, появлялись новые идеи, росло количество технических заданий теоретиков конструкторам зарядов. Ядерными зарядами требовалось оснащать широкую номенклатуру специальных боеприпасов для разнообразных носителей — ракетных, авиационных, морских, сухопутных.

Особой эпопеей стали тогда работы по ядерному боевому оснащению Р-7, «семерки» — первой советской межконтинентальной баллистической ракеты, разработанной в КБ Сергея Павловича Королева.

С какого-то момента в КБ-11 образовалось два КБ — № 1 (по зарядам) и № 2 (по боевым частям). Главным конструктором КБ-1 был назначен Евгений Аркадьевич Негин, а его первым заместителем — Фишман.

Еще раньше из КБ-11 выделилась организация-дублер — «новый объект», создаваемый на Урале в районе Челябинска, — НИИ-1011.

А с 1967 года КБ-11 получило новое — открытое, наименование и официальный статус научно-исследовательского института — Всесоюзного НИИ экспериментальной физики, ВНИИЭФ. Собственно, это было простой констатацией того очевидного факта, что «КБ № 11 при Лаборатории № 2 АН СССР» с самого начала своей истории было научноинженерным комбинатом нового типа.

Вторая часть книги рассказывает о важном и напряженном периоде жизни Давида Абрамовича Фишмана, неотделимой от деятельности и истории КБ-11, КБ-1 в КБ-11 и КБ-1 во ВНИИЭФ.

ДАВНО стал легендой случай, который действительно имел место быть в сталинском кабинете. Причем говорить надо именно о легенде, потому что один из тех, кто тогда в кабинете присутствовал — Юлий Борисович Харитон, в 90-е годы публично заявлял, что встреча ядерщиков со Сталиным описывается «не слишком достоверно».

«Не очень достоверно» сообщается порой даже о том, сколько раз Сталин встречался с разработчиками ядерного оружия… А встречался он с ними в кремлевском кабинете всего один раз — 9 января 1947 года. И, чтобы здесь с этой темой закончить, сообщу, что в совещании по атомным проблемам принимали участие Молотов, Берия, Маленков и Вознесенский.

Приглашены были Первухин, Ванников и Завенягин из ПГУ, секретарь Спецкомитета генерал Махнев, директор завода № 92 генерал Елян, главный инженер ленинградского завода «Электросила» Ефремов, Борисов из Госплана, начальник Главпромстроя МВД СССР генерал Комаровский, директор КБ-11 Зернов, Научный руководитель Атомного проекта Курчатов и физики Харитон, Кикоин и Арцимович. Беседа проходила с 19.15 до 22.10.

До этого Сталин встречался из атомщиков только с Курчатовым. 25 января 1946 года он с 19.25 до 20.15 беседовал в своем кремлевском кабинете с Курчатовым и Берией без посторонних.