Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи - читать онлайн книгу. Автор: Елена Первушина cтр.№ 17

* * *

И снова пророчество Остермана сбылось.

Петр твердо решил, дождаться, когда его старые враги станут сговорчивее. 20 сентября 1719 года царь писал князю Куракину: «Ныне на Аланд к нашим министрам прислали агличане посол, который в Швеции, и Норрис ко мне письма по обычаю их варварской гордости с угрозами, с которых наши министры просили копии, и когда получили и видя такую мерзость, не приняли… Того ради накрепко можешь обнадежить, что мы ни на какие их угрозы не посмотрим и неполезного миру не учиним, но, что бы ни было, будем продолжать войну, возлагая надежду на правосудца бога против таких проклятых обманщиков».

Менее, чем через год русский шхерный флот высадился в Вестерботнии у города Умеа и сжег его. 17 мая 1721 года еще один десант сжег соседний с Умеа город Гефле.

И наконец 27 июля (7 августа) 1720 года в Балтийском море около острова Гренгам (южная группа Аландских островов) вновь сошлись два флота – русский и шведский. Это было последнее крупное сражение Северной войны.

Русский флот под командованием Михаила Михайловича Голицына в составе 61 галеры и 29 лодок столкнулся со шведской эскадрой, в которую входили 52-пушечный линейный корабль, 4 фрегата и 9 малых судов. Обладая большей маневренностью и меньшей осадкой, галеры отступили на мелководье, заманили туда же шведские корабли и взяли на абордаж все четыре фрегата, после чего оставшаяся часть эскадры бежала с поля боя. Эта победа поставила выразительную точку в истории безраздельного шведского влияния на Балтийском море.

Теперь у шведов не оставалось выбора, и в мае 1721 года в финском городе Ништадте (современный Уусикаупунки) возобновить переговоры.

Со стороны России в них участвовали Яков Брюс и Остерман, со стороны Швеции – Юхан Лилльенстедт и Отто Стремфельд.

Хотя исход переговоров стал ясен с самого начала, каждая страна стремилась заключить договор на самых выгодных для себя условиях и выкладывала на стол все явные и скрытые козыри, которые у нее были. Со стороны России таким козырем являлось, разумеется, «право победителя», со стороны Швеции – негласная поддержка Англии, Нидерландов и Дании, стремившихся не допустить новых игроков на Балтийскую арену. Воевать со всей Европой Петр был не готов, поэтому обеим сторонам пришлось идти на уступки, чтобы договор стал в самом деле «договором о мире», а не началом новой войны. Обе страны воевали уже более 20 лет и изрядно истощили свои ресурсы. В большей мере это касалось, разумеется, Швеции, где царил настоящий голод, так как все работоспособные мужчины были мобилизованы, но и Россия не могла бесконечно продолжать войну.

Наверное удобнее всего будет изложить ход переговоров в виде таблицы: она покажет, какие вопросы были принципиальны для каждой из сторон, где им пришлось пойти на уступки и каким путем был достигнут компромисс.

Что происходило в Ништадте с мая по август 1712 года, отражено в таблице.

Уинстон Черчилль скажет двумя веками позже: «Лучшим доказательством справедливости соглашения является то, что в полной мере оно не устраивает ни одну из сторон». Эти слова в полной мере можно отнести и к Ништадскому миру.

Северная война заняла большую часть жизни Петра. Он начал ее 28-летним молодым, полным сил человеком, а закончил, когда ему исполнилось 49, за четыре года до смерти. После заключения мира Сенат обратился к Петру с просьбой принять титул Отца Отечества и Императора. Это стало знаком уважения и благодарности Петру за проделанную им великую работу, но не только. Это также был политический акт. Со «званием» императора Петр, к примеру, получил право награждать дворянство титулами, которого не было у русского царя. Кстати, одним из первых награжденных стал сам Остерман, получивший из рук нового императора баронский титул. Но самое главное – Россия торжественно объявляла себя преемницей Византийской империи, православным центром всего мира.

Еще когда полным ходом шли переговоры со Швецией, Петр решил покрепче привязать к России дипломата, потенциал которого он уже оценил. Он нашел ему невесту: Марфу Ивановну Стрешневу, внучку Родиона Стрешнева, «дядьки» Петра I, которая к тому же по женской линии приходилась дальней родней Романовым. Помолвка Марфы и графа Остермана состоялась 18-го декабря 1720 года, во дворце Петра, а свадьба 21-го января 1721 года.

Зная характер Остермана, зная то, что этот брак еще один проект Петра, что шафер и жених преследовали очень конкретные, прагматичные цели, и, наконец, глядя на портрет 40-летней Марфы Ивановны – статной, полногрудой, но далеко не красавицы, мы можем предположить, что в семейной жизни Андрей Иванович был сухарем и «хорошим дипломатом» – не более того. Что жена если и ладила с ним – то по обязанности, слишком различался их образ жизни, слишком далеко друг от друга были культуры, в которых они выросли, и слишком мало было в Остермане качеств, которые могли бы покорить девичье сердце. Поэтому мы можем поверить в строки Пушкина:

М.И. Стрешнева

Но, рассуждая таким образом, мы очень сильно ошибемся.

«Батюшка мой дорогой, любимый мой друг Андрей Иванович! – пишет мужу Марфа Ивановна, – я в мыслех моих цалую ручки и ножки и дорогую любимую шейку твою и прошу Бога, чтоб дал мне тебя видеть поскорее и в добром здоровьи, а тебя прошу пожалуй мой любимой друг по всякой возможности стараться, чтоб ты был здоров и чтоб не было так, как в Риге и в Ревеле, уже меня наше разлученье и твое слабое здоровье настращало, но куль не увижу тебя, моя радость, то мне кажется, что ты все нездоров, я чаю, что мой друг сегодни или вчера приехал в Москву, я прошу тебя, свет мой, пожалуй отпиши ко мне все-ли ты, мой друг, в дороге был здоров и получил-ли ты мои прежния письма два которыя я тебе писала». Сладкие слова могут быть данью приличиям и моде, но беспокойство о здоровье неподдельное.

Из письма следует, что Остерман хорошо знал русский обычай, которому неукоснительно следовали Петр и Меншиков, находясь в путешествии, посылать своим любезным маленькие подарочки – местные «специалитеты». Марфа Ивановна благодарит супруга за «посланные для меня гостинцы новогородские, а особливо благодарствую, мой любезный друг, что ты меня бедную любишь и помнишь».