Ребята пошли обратно и снова вышли к таинственному домику, во дворе которого жил щенок волкодава. Щенок сидел посреди двора и грыз кожаную тапку. Он не обратил на них внимания, хотя они подошли к самому забору.
Знаем, знаем, подумал Чик, это твой старый трюк.
– Я его отвлеку, а вы проходите к инжиру, – сказал он остальным, просовывая руку между планками штакетника и отодвигая щеколду калитки.
Пожевывая мастику, он вошел во двор и направился к щенку. Тот на мгновение оторвался от тапки, посмотрел на Чика и мотнул головой.
«Не хочу играть!» – сказал он Чику этим движением головы и снова взялся за тапку.
«Что за черт, – подумал Чик, – ничего не понимаю». И в это мгновение в доме скрипнула дверь и на веранде появилась женщина. Чик даже испугался – до того это было неожиданно, а главное, что женщина была Чику хорошо знакома. Звали ее тетя Лариса. Она довольно часто приходила к тетушке в гости. Они обе были горбоносенькие, и у обеих брови срастались на переносице. Чик считал, что это сходство помогло им сдружиться. Им легко было хвалить и считать друг друга красавицами. Потому что, если одна называла другую красавицей, получалось, что это она про себя говорит. Во всяком случае, тетушка считала, что вся ее цветущая юность прошла в боях с легионами женихов, которые штурмовали ее как крепость. Но взять крепость сперва почему-то удалось какому-то старенькому персидскому консулу, а уж второй раз дядя Чика, как считал Чик, и крепость одолел, и консула прогнал, и сам засел в этой крепости. На самом деле тетушка сама прогнала консула, а уж потом вышла замуж за дядю, но этого Чик тогда не знал. И вот вдруг он оказался во дворе тетушкиной подруги.
– Чик, – страшно удивилась эта женщина, – что-нибудь случилось?
– Ничего, – сказал Чик, – мы мастику собирали.
Тут тетя Лариса увидела и остальных ребят, все еще стоявших за забором.
– Ах, мастику, – сказала она, улыбнувшись, потому что обрадовалась, что ничего не случилось. – Проходите, детки. А дома знают? – с тревогой спросила она у Чика.
Чик ожидал этого вопроса.
– Конечно, – сказал он. Чик считался правдивым мальчиком, потому что врал очень скупо, только по необходимости.
Из домика, дожевывая хлеб, вышел подросток. Это был ее сын Омар. Он несколько раз приходил со своей мамой, когда надо было тащить фрукты, которые они приносили тетке в подарок. Но Чику с ним не удавалось поговорить, потому что он сразу же уходил или играл на улице со своими сверстниками.
Иногда тетя Лариса приходила одна, с большим букетом цветов. В таких случаях тетушка преувеличенно суетилась вокруг цветов, чтобы незаметно было, что на самом деле ей гораздо больше нравится, когда приносят фрукты.
– А где наш Омарчик, я скучаю по нашему золотому Омарчику, – говорила тетушка, сажая тетю Ларису за свои бесконечные чаи. Чик не только понимал, что она говорит одно, а думает другое, он прямо-таки чуть ли не над каждым сказанным словом мог поставить подразумеваемое.
«А где ваши фрукты? Я соскучилась по вашим персикам, яблокам, хурме!» – вот что на самом деле означали тетушкины слова.
Тетя Лариса уставилась на детей, смутно узнавая их.
– А эта синеглазка не дочь Патарая? – спросила она у Чика, кивнув на Нику.
Ребята стояли за Чиком, сдержанно, через два-три положенных такта, пожевывая мастику.
– А вы знаете моего папу? – расцвела Ника и потянулась к тете Ларисе с благодарным вниманием.
– Конечно, знала, – вздохнула тетя Лариса, – бедный Пата…
Она еще что-то хотела сказать, но Чик сделал самые страшные глаза из всех, какие мог, показывая, что об этом нельзя говорить.
– Что с тобой, Чик? – глупо удивилась тетя Лариса и сделала круглые глаза. Все-таки, видно, она что-то почувствовала, потому что больше ничего не стала говорить.
– Вот Чик дает! – засмеялся Омар, увидев, что Чик сделал страшную морду. Он, конечно, и вовсе ничего не понимал.
– Ребята, может, поедите инжиру? Вон там скороспелка растет, – кивнула она в сторону стены.
– Нет, – сказал Чик за всех, – нам не хочется…
– Тогда открой им ворота, Омар, – сказала тетя Лариса, лучезарно улыбаясь. – Скажи тете, что в субботу приду.
Раз уж вам ничего не хочется поесть, вы хоть возьмите мою прекрасную улыбку, казалось, хотела она сказать, глядя им вслед.
– Хорошо, – сказал Чик и пошел к лестнице. У него немного отлегло на душе. Он очень боялся, что тетя Лариса скажет еще что-нибудь про отца Ники.
С этими взрослыми трудно дело иметь, думал Чик, они ничего не понимают.
– Чик, Чик, – вдруг окликнула его тетя Лариса, что-то вспомнив.
Чик остановился. Вся его команда тоже остановилась.
– Я сейчас тебе роз нарежу, подожди! – крикнула она.
– Что вы, тетя Лариса! – закричал Чик, страшно испугавшись. – Мы сейчас не домой идем… Мы идем в гости…
– Вот и хорошо, – согласилась тетя Лариса, – придете в гости с розами.
– Я хотел сказать, мы не в гости, мы в парк кататься на гигантских шагах, – лихорадочно поправился Чик, злясь на тетю Ларису, что она его вынуждает врать и при этом довольно глупо.
– Жаль, – сказала тетя Лариса, – такие розы пропадают.
– Мне тоже жалко, – согласился Чик, – но что поделаешь.
Тетя Лариса повернула к дому, а Омар вприпрыжку через одну-две ступени стал спускаться к ним.
У нее розы пропадают, а я должен позориться, подумал Чик. Сейчас появиться на полянке с охапкой роз все равно что навеки себя похоронить.
Проще принести их на свою могилу, чем ходить с ними по улицам.
– Какие гости, какой парк? – спросила Сонька, разводя руками. – Нас и так уже ищут, наверное…
– Это он с понтом, – сказал Оник, понимая, почему Чик отказался от роз.
– Так я бы понесла, – добавила Ника, пожав плечами.
Чик ничего не ответил. Он посмотрел на Нику. Она как-то скучно притихла, как будто отделилась от всех. Хуже нет, подумал Чик, чем хранить чужую тайну. Он решил не обращать на нее внимания, чтобы она успокоилась, если что-то заподозрила. А может, и не заподозрила, подумал Чик, успокаивая самого себя. Может, она просто так притихла.
Лестница была длинная и крутая. Время от времени она расширялась до размеров площадки, на которой с обеих сторон стояли каменные скамейки.
По обе стороны от лестницы, за каменным барьером, росли розы, георгины, карликовые пальмы и всевозможные кактусы, один уродливее другого. Чик знал, что эти площадки сделаны для того, чтобы князь со своей свитой, поднимаясь по лестнице, отдыхал на каждой площадке и нюхал цветы.
Чем ниже они спускались, тем больше волновался Чик, думая о предстоящей драке. Если бы этот Омар хоть бы постоял рядом, когда они будут драться, Чик считал бы, что ему повезло. Но сам говорить ему об этом Чик не хотел. Это было бы очень стыдно. Если бы само собой в разговоре случайно он узнал о предстоящей драке в невыгодных для Чика условиях, тогда другое дело.