Но если бы его жену нашли, они бы уже сообщили… Гоша, дергаясь, как на иголках, ни на секунду не выпускал телефон из зоны видимости, а на каждое оповещение или звонок его сердце совершало кульбит, после чего обессилено падало вниз. Тогда он невольно ловил себя на мыслях, что это состояние стало для него безнадежно привычным – причём, речь шла далеко не о сегодняшнем дне.
Но что, если они не смогли освободить её и поспешили за подмогой? Или Ксю там не оказалось? Или… (по его спине пробежала ледяная дрожь) преступник вернулся раньше, чем его ожидали, и убил всех?
Лишь около одиннадцати Георгий получил сообщение от Юры:
«Он не выезжал сегодня оттуда, мы зря прождали весь день. Ждём завтра».
Гоша тяжело вздохнул. Значит, его агония только продолжится.
Этой ночью спал он крайне плохо. Сначала долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок, а когда это ему наконец удавалось, то к нему приходили кошмарные видения. В одном он наблюдал, как чёрное чудовище разрывает Юру и его коллег на части, а сам Гоша стоял рядом, держа в руках мощную винтовку, но был будто парализован, и не мог сделать ничего, чтобы их спасти. В другом (самом ужасном за эту ночь) к нему приходила Ксюша в мёртвом обличье – в той же одежде, в которой пропала, и каким-то грустным шёпотом, от которого Гоша весь леденел, говорила, что никто не смог найти и откопать её, поэтому она умерла. Изо рта у неё при каждом слове сыпались комья земли, и когда Георгий, мигом проснувшись, увидел рядом с собой вздыбившееся одеяло, первой мыслью подумал, что всё ещё спит, и это его жена затаилась там, готовая повернуться, и, глядя пустыми глазницами, из которых сыпется земля, обвинить его в собственной смерти.
Когда же он, еле успокоившись, вновь задремал, то оказался в подземном склепе, а перед ним стояло множество гробов. Крышки на всех отсутствовали, и Гоша разглядел внутри побуревшие от времени человеческие кости. Тут он осознал, что и сам сидит в гробу, но прежде чем успел удивиться, услышал со всех сторон тихое, страшное шелестение, а когда поднял голову – обнаружил вокруг себя умерших девушек в платьях. Каждая стояла у своего гроба, представляя собой отпечаток содержания того, что некогда было её телом.
Но ни одна из них не излучала доброту. В их мёртвенно-бледных лицах читались лишь ярость и ненависть – из-за того, кем они стали. На всех, кто допустил, чтобы это случилось. На весь белый свет.
Внезапно мёртвые закричали – тёмные провалы их ртов, все, как по указке в каком-то жутком хоре, раскрылись, и призраки начали таять, превращаясь в кости – такие же, что лежали перед ними в гробах. И в середине Гоша заметил ещё что-то… или кого-то. Чёрный силуэт. Двигающийся слишком неестественно, чтобы быть человеком…
Рывком вскочив с постели, Георгий посмотрел на часы – они показывали без пяти пять утра. В комнате было совсем светло. Решив, что нормально поспать ему сегодня вряд ли удастся, он, чтоб взбодриться и прогнать остатки кошмаров, принял контрастный душ, оделся, позавтракал (выпив при этом две кружки маття-чая и одну – эспрессо), немного постоял, смотря в окно и ни о чём конкретно не думая, и поехал в издательство.
Лишь около четырёх часов дня, когда у Гоши выдалось свободное время, он, даже не чувствуя усталости от постоянно волнения, не выдержал и решил-таки отправиться в полицейское управление Сертинска – тем более, полчаса назад Юра известил его о том, что Михайленко всё ещё не выехал из своего тайного места.
– Как дела? – поинтересовался Георгий, подходя к тумбочке в углу, и ставя на неё пакет, в котором лежали упаковки сушек и пряников, а также хлеба, колбасы и сыра. – Сегодня моя очередь приносить еду, – пояснил он.
– Никак, – вздохнул Юра. Компьютер на его столе был включён, а рядом, как обычно, находился ворох бумаг. Сбоку от них примостилась кружка, из которой торчал пакетик. – Торчит, собака, в своём… чем бы оно ни было. Уже бы давно мог свалить… Да ты присаживайся, – сказал он Гоше.
Георгий посмотрел на Ваню, который, сидя за своим столом с сонным видом и всклокоченными волосами, пил что-то из кружки – скорей всего, тоже чай или кофе. Должно быть, не он один отвратительно спал этой ночью.
– А где Генка?
– Наверх пошёл, к сэкашникам… ой, то есть к первой группе. Они там все следят вместе с Лёхой. Эх, разъединили Алёшу с нами! Им отдали, – притворно вздохнул товарищ. – Да ладно, на самом деле это хорошо. Заслужил своими знаниями…
– Кстати, Юра. Забыл тебе вчера сказать – ты молодец. Как ловко ты сработал с экспертизами! Ну очень… оперативно. Иначе и не скажешь! – искренне похвалил друга Гоша.
– Да уж, спасибо… Конечно, не один, мне помогали, но всё равно благодарю, – лице его засветилось от сдерживаемой гордости, а на губах появилась едва уловимая улыбка. Но когда Юра закрыл на мониторе одно из окон, и повернулся к нему, то снова стал серьёзным.
– Вообще, это было не всё. Если хочешь знать, чего я ещё накопал – сейчас скажу. Это касается биографии Михайленко, и не только… Та бабушка, Лёка, конечно, здорово нам помогла в этом плане, и нехило так облегчила задачу, но всё же, кое-чего она нам не рассказала. Я подробно изучил всё, что только смог про него найти, и нарыл тут некоторые детали, мимо которых просто нельзя было пройти…
Он глубоко вздохнул, и продолжил:
– В одном классе с Артёмом училась девочка, Полина Нестерова. В пятом классе, когда ей было одиннадцать, она погибла. Точнее, её убили. Её труп был найден в заброшенном доме. Причина смерти – удушение. Кроме того, вся одежда ниже пояса вместе с бельём на ней была разорвана так, будто её сдирали силой – хотя других признаков, указывающих на изнасилование с проникновением, экспертиза не обнаружила.
– О господи, – прошептал Гоша.
– Но в итоге советская милиция нашла виновного – им оказался отец девочки, – он взял со стола один из листков, и начала читать, – Илья Львович Нестеров, тридцати шести лет. Те, кто работал в то время в правоохранительных органах, сказали мне, что на допросах он плакал, и всячески отрицал свою вину. Но до суда он не дожил – однажды в СИЗО его обнаружили мёртвым. Соорудил себе петлю из одежды и удавился… Сам он, или ему помогли – теперь уже неизвестно. Педофилов во все времена не любили. Вот такая вышла история…
– Думаешь, девочку на самом деле убил Михайленко? – поразился Гоша, поняв, к чему всё это сообщил ему друг. – Ему ведь было всего одиннадцать! Какой ужас…
– Может быть, она и стала его первым опытом. Точнее… ты как-то говорил про животных. Наверное, сначала он практиковался на них, а потом ему захотелось чего-то большего.
– Да, говорил. Но я думал, что на людей он должен был перейти, когда всё-таки был постарше…
– Некоторые социопаты проявляют себя уже в юном возрасте. Мне это Шапошников вчера сказал, уже после собрания, когда я у него спросил, – пояснил Юра. – Судя по всему, Артём из таких.
Гоша вспомнил, как профайлер ещё при первом своём выступлении предположил, что маньяк мог испытать удовольствие от убийства в довольно раннем возрасте. А ещё о том, что ни для кого в принципе невозможно установить точную причину данного отклонения в психике.