Бабушка подошла к ней ближе, босыми ногами шаркая по половицам.
– Покажи.
Иммануэль сделала шаг назад.
– Нет.
Второй раз Марта не спрашивала. Она бросилась на Иммануэль и попыталась сорвать сумку с ее плеча. Они ненадолго сцепились, выдергивая лямку друг у друга из рук, но Марта победила, выхватив сумку резким движением, от которого Иммануэль полетела вперед и упала на кухонный шкаф.
Какое-то время она молча рылась в содержимом мешка, сердито хмуря седые брови. Сначала она вытащила книгу стихов, но бросила один взгляд на первую страницу, заметила в углу священную печать, и сразу захлопнула. Затем она достала дневник Мириам, и Иммануэль увидела, как в ее глазах, словно огонек свечи, вспыхнуло узнавание. Глаза Марты, когда она читала слова дочери и разглядывала ее рисунки, сначала сузились, а потом наполнились слезами.
– Откуда у тебя эти книги? Отвечай немедленно.
– Книги мне подарили, – сказала Иммануэль, с осторожностью подбирая каждое слово. – Обе они принадлежат мне, и я бы хотела получить их обратно. Будь так добра.
– Будь добра? Ты просишь меня о доброте, а сама хранишь в секрете такое? – возмутилась Марта, остервенело потрясая дневником Мириам, так что несколько страниц оторвались и упали на пол. – Это измена церкви. Люди умирали и за меньшее.
Иммануэль не стала отпираться. Этим уже ничего нельзя было изменить. Она протянула руку.
– Пожалуйста, верни сумку.
Марта повернулась, сунула дневник обратно в рюкзак и со всей силы швырнула им в дверь, подняв такой шум, что чудом не перебудила весь дом. На пол посыпались монеты и крошки, разлетелись листочки.
Наконец Марта нарушила молчание, тяжело зашептав:
– Я своими руками вытащила тебя из чрева моей дочери. Я взяла с небес твое имя и дала его тебе. Я бы вскормила тебя своим молоком, если бы только могла. И вот как ты решила мне отплатить? Ложью и притворством? Ворожбой и предательством? Бросив свою семью, улизнув из дома под покровом ночи, как воровка, даже не попрощавшись? Я растила тебя не для того, чтобы ты повторяла грехи своей матери, и не для того, чтобы ты кончила на костре, как твой отец.
Слова подействовали на Иммануэль, как пощечина, но она ничего не сказала, только наклонилась, чтобы подобрать рассыпанные монеты и бумаги. Закончив, она выпрямилась и повернулась к Марте.
– Я знаю, что не о такой внучке ты мечтала, и не такой меня воспитывала. Если я начну перечислять все свои грехи, мы проведем тут полночи, и за это я прошу у тебя прощения. Если бы я могла стать лучше, ради тебя я бы это сделала. Но поверь моему слову, я не могу быть той, кем ты хочешь меня видеть. И ухожу я сейчас затем, чтобы спасти людей.
– В грехе нет спасения, Иммануэль. Только отчаяние.
По щеке Иммануэль скатилась слеза, потом еще одна. Она не стала их вытирать.
– Я знаю.
– Твоя мать в свое время говорила что-то очень похожее. В тот день, когда я поймала ее в лесу в объятиях этого проклятого фермера, она сказала, что все знает, все понимает. Но ничего она не понимала. Сама знаешь, до чего довели ее грехи и эгоизм.
– Я не моя мать. И никогда ею не была.
– Нет, но ты дочь своей матери. Ты похожа на нее больше, чем на кого бы то ни было, несмотря на все мои молитвы, на все усилия, которые я прилагала, чтобы уберечь тебя от повторения ее судьбы. Теперь я это вижу. Глупо было надеяться, что все могло сложиться иначе.
Иммануэль сделала к ней полшага.
– Марта…
– Нет, – старуха выставила перед собой руку и отпрянула, словно боялась, что Иммануэль набросится на нее и ударит. – Ты сделала свой выбор. Только имей в виду, если ты уйдешь сейчас, домой можешь не возвращаться. Как только ты выйдешь за эту дверь, назад дороги не будет. На порог я тебя не пущу.
Иммануэль утерла нос рукавом и попыталась взять себя в руки. Сквозь стоящие в глазах слезы она едва видела Марту.
– Я не хотела тебя разочаровывать, – ее голос сорвался на полуслове. – Больше всего на свете я хотела, чтобы ты мной гордилась, но теперь я знаю, что этому не суждено было случиться, и мне очень жаль. Прости меня.
Марта ничего не ответила, но когда Иммануэль повернулась к двери, с губ женщины сорвался всхлип, и она зажала рот рукой в тщетной попытке приглушить его.
В эту минуту, глядя на слезы Марты, Иммануэль захотелось передумать. Ей хотелось отбросить рюкзак, покаяться во всех грехах и заколоть барана в грядущую субботу, чтобы искупить свою вину. Вдруг этого хватит. Вдруг бедствия кончатся, и она сможет начать сначала, вернуться к жизни, которой жила прежде.
Может, было еще не поздно.
Но потом она вспомнила свое видение: резню в церкви, горы трупов на полу и на скамейках, ее близкие – среди мертвецов. Если она останется, то поплатится за это их жизнями, и жизнями несметного множества других.
Она не могла так поступить, даже ради мечты, которая умерла в тот самый день, когда Мириам нацарапала ее имя на стенах хижины в лесу.
И, не говоря больше ни слова, Иммануэль повернулась спиной к Марте – спиной ко всему, из чего состояла ее жизнь, – открыла дверь и растворилась в ночи.
Глава 29
С темнотой приходит грех.
Из сочинений пророка Энеха
Иммануэль бежала сквозь ночь по равнинам Перелесья, разбирая дорогу при свете пламени погребальных костров. Они с Эзрой договорились встретиться за воротами Обители, у главной дороги на полпути к деревне. Она схватилась за бок, задыхаясь на бегу, чувствуя, как горят легкие от дыма костров. Но она бежала, не останавливаясь, превозмогая боль, по темноте, которая будто сгущалась с каждым ее шагом.
Как скоро весть о ее исчезновении разлетится по Вефилю, было лишь вопросом времени. На нее объявят охоту, и если поймают, то приволокут в Обитель, где заставят нести покаяние, расплачиваясь за преступления против церкви.
Она не могла этого допустить.
Меньше часа ушло у Иммануэль на то, чтобы добраться до ворот Обители. Эзра дожидался ее возле груженной припасами повозки, запряженной вороным конем.
– Я просила только о пропуске, – пробормотала Иммануэль, обескураженная его щедростью. – Вовсе не нужно было снаряжать мне целый экипаж.
– Еще как нужно. Какая польза от пропуска за ворота, если у тебя с собой нет ничего необходимого для выживания в дикой местности за пределами города? Ладно, не будем терять времени, нужно выехать прежде, чем нас увидит патруль стражи. Сейчас разрешение на выход из города есть у нас обоих, но если отец раскроет наш план побега и отзовет пропуска, неприятностей будет – не оберешься.
Иммануэль только сейчас заметила, что у Эзры за спиной висела такая же заплечная сумка, как и у нее.