Эзра не смотрел на нее, но его пальцы крепче сжали тряпку.
– Залезай в телегу. Солнце скоро сядет.
– Ты не ответил на мой вопрос о вас с Джудит.
– И не собираюсь, – он похлопал ладонью по сиденью. – Лезь. Быстрее.
– Ответь, и я подумаю.
Эзра плотно сжал челюсти, и на долю секунды Иммануэль подумалось, что они оба так и останутся стоять там как вкопанные, пока на смену ночи не придет рассвет, и у них не отнимутся ноги. Однако, к ее удивлению, Эзра сдался первым.
– Люди совершают глупые, безрассудные поступки, когда отчаянно пытаются убежать от себя, – он вздохнул и повесил голову. – Как бы некрасиво это ни звучало, правда иногда такова.
С минуту Иммануэль молча изучала его. А потом забралась в повозку.
Какое-то время они ехали в тишине. Пока миновали Святые Земли, закат растворился в ночи, а между деревьями протянулись тени. На подъезде к Перелесью Иммануэль достала из кармана сумки рулон бинтов. Поддавшись на уговоры, Эзра позволил ей взять его руку и убрать тряпку с раны. Порез выглядел жутко и был таким глубоким, что требовались швы, но Иммануэль постаралась наложить бинты потуже, очень стараясь остановить кровотечение. Ухаживая за раной, она думала об иронии судьбы. Каких-то несколько недель назад она и сама залечивала похожую рану. Возможно, у них с Эзрой было больше общего, чем ей казалось. Не в этом ли крылась причина дружбы, которая, как ей казалось, зарождалась между ними? В их общей боли?
Холодный, пронизывающий ветер налетел с севера и пронесся по кронам деревьев. Конь, встрепенувшись, дернулся в сторону, и Эзре пришлось натянуть поводья и успокаивать животное, перекрикивая рев ветра.
Иммануэль повела плечами и вцепилась в край сиденья. Эзра, не отрывая глаз от далекой темноты, убрал одну руку с поводьев и потянулся в кузов повозки, извлекая оттуда одеяло.
– Держи.
– Спасибо, – отозвалась она, по плечи кутаясь в одеяло.
– Не стоит благодарности.
– И все-таки.
Дорога до Перелесья заворачивала на восток, пересекая самое сердце Вефиля. Когда они в очередной раз приблизились к опушке Темного Леса, чары этого места как будто окрепли. Иммануэль задумалась, возможно ли, что Отцова сила взывает к Эзре так же, как взывает к ней лес? И в то время, как ее тянет к тьме, его тянет к свету?
Эзра взглянул на нее краешком глаза.
– Что такое?
Она вспыхнула, смущенная тем, что он заметил ее пристальный взгляд.
– Да ничего, просто… короче, мне стало интересно…
Он усмехнулся, явно забавляясь ее лепетом.
– Рассказывай.
– Ты всегда чувствовал, что пророчество – твое призвание?
Эзра отрицательно покачал головой.
– Я никогда не хотел быть преемником. Я хотел путешествовать, хотел покинуть пределы города.
– Но зачем?
– Потому что мир не заканчивается одним Вефилем. Дикие леса не бесконечны. За ними есть жизнь. Непременно должна быть.
– Ты имеешь в виду языческие города?
– Можно и так их назвать. Но до того, как Форд построил стену, эти языческие города были нашими союзниками.
– Но это было много веков назад.
– Знаю, – сказал Эзра, не сводя глаз с горизонта. – Поэтому я и хотел уехать – разобраться в том, что случилось, выяснить, одни ли мы здесь.
Она непонимающе нахмурилась. На правах преемника, Эзра был одним из немногих вефилян, кому дозволялось открывать Священные Врата и пропускать через них людей. По всему выходило, что если бы он действительно хотел покинуть Вефиль, то давно бы уже это сделал.
– Почему ты не можешь просто взять и уйти?
Вместо ответа Эзра вынул из кармана кинжал. Иммануэль отметила, что он еще не почистил лезвие, и то до сих пор было покрыто его запекшейся кровью.
– Мне было сказано, что мое место здесь.
Они снова замолчали. Когда они въехали в Перелесье, повозка, гремя колесами, покатилась по выбоинам и лужам крови. В непроглядной темноте не было видно ни зги, однако Иммануэль слышала тихое шуршание ветра в ветвях западного леса.
– Завтра можем подняться на соборную колокольню, – заявил Эзра, нарушая молчание. – Во второй половине дня у меня встреча с апостолами, но утром я свободен.
Его предложение удивило ее не только своей дерзостью, но и тем, что оно вообще прозвучало. Когда Эзра вскользь упомянул, что сводит ее на колокольню, Иммануэль ни на секунду даже в голову не пришло, что он собирался выполнить это обещание. И все же, как бы ни заинтриговало ее это приглашение, она отрицательно покачала головой.
– Я не могу.
– У тебя другие планы? – спросил Эзра, и у Иммануэль возникло странное ощущение, что за этим вопросом крылось что-то другое, что-то важное, хотя она и не могла точно сказать, что именно.
– Я иду в Темный Лес.
Как только признание вырвалось из нее, она задалась вопросом, что побудило ее сказать правду. Наверное, какая-то крохотная и безвольная частичка Иммануэль хотела произвести на Эзру впечатление… и она презирала себя за это.
Но, к ее удивлению, Эзра отреагировал на ее откровение относительно ровно.
– Я думал, ты боишься леса.
– Да, боюсь. Как боялся бы любой здравомыслящий человек, – ответила Иммануэль. И хотя это было правдой, она пришла к осознанию, что страх не являлся достаточным оправданием, чтобы не делать того, что сделать необходимо. Для Иммануэль, которая никогда не отличалась особой смелостью, это была странная мысль. Но за дни, прошедшие с начала кровавого бедствия, она начала по-своему набираться храбрости. Ей нравилось это чувство. – Есть вещи, которые должны быть сделаны, несмотря на то, пугают они меня или нет.
Эзра придвинулся к ней ближе, чуть запрокинув голову, и она видела по глазам, что он пытается разгадать ее, вытащить из нее правду.
– Что могло понадобиться такой девушке, как ты, в ведьмином лесу?
Лгать ему Иммануэль не видела смысла.
– Я хочу остановить кровь, – просто сказала она. – И мне кажется, я знаю, как это сделать.
Иммануэль ожидала, что он рассмеется, обратит ее слова в шутку, но ничего подобного не произошло.
– Встретимся на рассвете у колодца.
Настала ее очередь удивляться.
– Ты со мной никуда не пойдешь.
– Еще как пойду, – ответил Эзра, как будто речь шла об уже давно решенном деле. – Ни за что не позволю тебе идти в Темный Лес в одиночку.
– Но мужчинам опасно ходить по лесу, – сказала Иммануэль, припоминая байки, которые рассказывала ей в детстве Марта в предостережение о лесе и о живущем там зле. И она не раз упоминала, что в Темные Дни мужчины, осмелившиеся войти в лес, нередко возвращались оттуда, попав под чары лесного ковена и начисто лишившись рассудка.