Год ведьмовства - читать онлайн книгу. Автор: Алексис Хендерсон cтр.№ 21

– Я…

Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь.

Кровь.

– Иммануэль…

– Спасибо за книгу, – с этими словами Иммануэль развернулась и бросилась бежать по направлению к ферме, преодолевая пастбища на полном ходу.

Дом пустовал, как и сказала Глория, и Иммануэль пересекла гостиную и взлетела по лестнице в свою спальню. В изножье постели она опустилась на колени, сунула руку под матрас и вытащила дневник. Не вставая с пола, она открыла тетрадь и принялась листать страницы, размазывая по ним кровь, в поисках последней записи: Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь…

Кровь.

Ну конечно.

Шок сменился ужасом, а ужас – паникой, когда Иммануэль перечитала эти слова, впервые осознавая их значимость. Дневник. Список. Рисунки леса и лесных ведьм. Слова Мириам не были бредом сумасшедшей. Они были предостережением о грядущем.

Четыре предостережения. Четыре ведьмы. Четыре бедствия, первое из которых уже обрушилось на них.

– Иммануэль, что… – Эзра вошел в ее спальню и опустился рядом на корточки. Его взгляд упал на раскрытый дневник, лежащий на ее коленях. – Что это?

Иммануэль захлопнула дневник, швырнула его обратно в сундук и закрыла крышку. Она повернулась к Эзре, подыскивая подходящее оправдание, но ее оборвал звон церковных колоколов. Двенадцать ударов, один за другим, пауза, а потом колокола затрезвонили по всему Вефилю, когда сигнал тревоги подхватили остальные. Так началось первое из бедствий.

Провожая взглядом умирающие равнины, Иммануэль сидела рядом с Мартой на запряженной мулом повозке, тащившейся по главной дороге к Святым Землям. В воздухе висел душный запах крови, а громкое жужжание упившихся кровью комаров почти заглушало стук колес повозки.

В древние времена, когда дочери Темной Матери воевали с Отцовой паствой, на этих равнинах велись сражения. Иммануэль помнила рассказы ее школьных учителей о раненых солдатах и залитых кровью полях брани, которые простирались так далеко, насколько хватало глаз.

Иммануэль вспоминала об этом, пока они ехали к собору, минуя умирающие угодья Перелесья и многомильные кукурузные поля, черные от крови. За несколько недель, прошедших с тех пор, как началось кровавое бедствие, зараженные воды проникли глубоко в почву, отравляя землю и губя посевы.

Весь мир прогнил и окрасился красным.

У Иммануэль саднило горло. С самого рассвета у нее во рту не было ни капли воды. Муры теперь, как и все вокруг, экономили воду, но питья все равно не хватало. В пределах Вефиля чистой воды было не сыскать, и поговаривали, что церковные запасы тоже почти иссякли.

Неожиданно Марта натянула поводья, поворачивая мула к Окраинам, обширной деревне трущоб, притаившейся в тени южной стороны леса. Большинство вефилян избегали Окраин, остерегаясь грешников, живших там в позоре и нищете.

– Кровь заливает Святые Земли, – сказала Марта, объясняя свое решение ехать в собор длинной дорогой. – Там теперь не пройти и не проехать.

Повозка миновала ряд покосившихся хибар, таких ветхих, что казалось, стоит подуть ветру, и они развалятся в щепки. На подъезде к центру деревни Иммануэль заметила небольшую полуразрушенную церковь, где проводили субботнюю мессу жители Окраин, в то время как остальные жители Вефиля встречались в соборе. Здание венчал короткий кривой шпиль, а единственный витраж изображал женщину в черной вуали, которую Иммануэль поначалу приняла за святую или за ангела, хотя на ней не было диадемы. Только когда повозка подъехала ближе, она узнала в женщине ее истинный прообраз: Темную Мать.

На фресках, украшавших сводчатые потолки собора, богиня всегда имела уродливый облик: скрюченные конечности, когти на руках и рот, перепачканный в крови ратоборцев, которых она пожрала в битве. Но на этом портрете Темная Мать выглядела красивой и даже изящной. Ее кожа была густого эбенового оттенка, почти такого же черного, как Ее вуаль, а широко раскрытые глаза – бледными, как луна. Она ничем не походила на проклятую богиню ведьм и преисподней. Нет, на этом портрете Она казалась скорее смертной, нежели чудовищем… И почему-то от этого становилось только хуже.

Повозка покатила дальше. Какие-то мальчишки без рубашек носились босиком по уличной грязи. Когда Марта и Иммануэль поравнялись с ними, те прекратили игры и застыли, молча уставившись на них своими совиными глазами, пока мул не провез грохочущую повозку мимо.

Вдали маячила тень Темного Леса. Чем дальше они углублялись в деревню, тем ближе он надвигался. И хотя леса на востоке Перелесья росли буйно и густо, они не шли ни в какое сравнение с дикими чащами, подпиравшими Окраины. Почему-то на западе лес казался почти живым. Деревья там кишели зверьем: лисьи белки величиной с кошку шмыгали по ветвям, вороны гнездились в кронах дубов и кизилов, грея на солнышке крылья и каркая свои ночные песни. Высоко над бескрайним лесом кружил белобрюхий ястреб, сильный ветер шелестел в деревьях, донося запахи глины и падали.

Вдоль леса то и дело виднелись дары и подношения: бушель кукурузы, пристроенный между корнями деревьев; овечья шкура, перекинутая через низкий дубовый сук; корзина с яйцами, оставленная на пне; что-то, похожее на венки из сушеного розмарина; мертвые куры и кролики, подвешенные за лапы к сосновым веткам.

Иммануэль привстала с сиденья, чтобы лучше рассмотреть странное многообразие.

– Что все это такое?

– Жертвы, – ответила Марта, не сводя глаз с дороги.

Повозка с грохотом проехала мимо какого-то подобия алтаря в виде замысловатой плетеной конструкции из веток и сучьев, на которой возлежал выпотрошенный козел.

– Жертвы кому?

– Лесу, – процедила Марта сквозь зубы. – В этих краях ему поклоняются. За такой-то грех пророку следовало бы изгнать их в дикие земли. Если так любят лес, пусть туда и возвращаются.

– Почему он этого не сделает?

– Из милосердия, полагаю. Но я не смею ставить под вопрос решения пророка, и тебе не советую, – она пронзила Иммануэль строгим взглядом, прежде чем снова повернулась к дороге. – И потом, те, кто живет в Окраинах, знают свое место, равно как и мы знаем свое. Даже грешники заслуживают своего угла в этом мире. И даже еретик может по-своему восславить Отца.

Они уже въехали в самое захолустье, когда из руин полуобвалившейся лачуги навстречу им вышла молодая женщина с кожей цвета красного дерева и остановилась на середине дороги. Ее босые ноги были покрыты синяками, а к груди она прижимала орущего младенца в перевязке. Она раскинула руки и разлепила пересохшие губы, глядя на них безумными глазами.

– Воды ребенку, умоляю. Не пожалейте для нас пары капель.