– Привет, Джей, – только и смогла выдавить Коул, прежде чем слова застряли у нее в горле. Совершенно лысая голова подростка, отсутствие бровей и ресниц сделали его глаза просто огромными.
– Не хочешь подсесть ко мне? – похлопал по койке Джей.
– Наверное, лучше этого не делать…
– Все в порядке, – вмешался Девон. – Тайла говорит, девочки постоянно так делают. Только сначала разуйся, дружок.
– Не задень за капельницы и прочее дерьмо. Подожди, дай я подниму спинку. Если хочешь это сделать, нажми кнопку. Но только осторожно, иначе кровать сложится пополам.
– На что это похоже? – спросил Майлс, устраиваясь рядышком с Джеем, но все-таки не прикасаясь к нему.
– Когда я писаю, больно. Очень больно. И химиотерапия просто бесит. От нее все равно нет никакого толка.
– Джей… – предостерегающе начал было Девон.
– А что? Я не собираюсь ему врать. – Джей злился. Что было понятно. – Ты ведь не боишься правды, да, мелюзга?
– Да!
– На хрен онкологию!
– На хрен онкологию. – Но Майлс оглянулся на мать, словно спрашивая у нее разрешение посквернословить.
– Знаешь, Джей, Майлс нарисовал для тебя комикс.
– Классно! – махнул рукой Джей. Помимо воли Коул отметила, как выступают вены, усыпанные оспинками следов от уколов. – Ты нарисовал для меня комикс?
– Ага, про монстров, завоевывающих мир.
– Да, вижу. Расскажи мне вот про этого типа, у него страшный вид.
– Это Извергатель, у него вместо головы вулкан, и когда он злится – бум! Вокруг раскаленная жидкая лава и пылающие камни! И у тебя плавится лицо.
– Временами у меня как раз такое ощущение.
– А это Шшшшш. Змея, но с руками, и она может выстреливать из пальцев пауков.
– Каких-то особенных пауков, вроде каракуртов или тех жутких, что обитают у вас в Южной Африке?
– Пауков-волков! И пауков-бабуинов! Это те, что похожи на тарантулов. Шшшшш может стрелять любыми пауками, какими только захочет!
– О, круто, круто. – Джей заметно слабеет.
– А это их заклятый враг Граммофонша, злобная старуха со старым граммофоном вместо головы, которая хочет забрать у монстров всех детей и с помощью машины времени вернуть их в те дни, когда все было черно-белым и даже не было интернета.
– Жутковатое какое-то место. Слушай, мелюзга, я что-то устал. Давай мы продолжим потом.
– Ладно, – сказал Майлс, соскальзывая с койки. Коул затруднилась бы сказать, кто испытал большее облегчение.
– Пошли, – сказала она, обнимая сына за плечо. – Мы придем завтра.
Но после этого раза она приводила Майлса повидаться со своим двоюродным братом лишь дважды. В разговоре с ним звучали разные страшные слова. Аденокарцинома. Шкала Глисона
[8]. Обширные метастазы. Дополнительная терапия. Рецидив. Передача другому лицу прав по принятию медицинских решений. И единственная тема, о которой говорили дома. Эвтаназия.
Коул уяснила, что люди чересчур охотно используют слово «невыносимый». Оказывается, на самом деле невыносимо пройти через все это. Джей умер дома, во сне, месяц спустя. Это помог сделать морфий. Если тебе повезло иметь доступ к морфию, если ты был одним из первых.
Говорить было нечего – только то, что невозможно выразить словами. Чувство вины диким зверем металось и рычало в тесноте грудной клетки Коул. Она боялась открыть рот из страха, что вырвутся слова зверя: «Слава богу! Слава богу, что это был твой сын, а не мой!» Сознавая, что Тайле и Эрику хотелось выдать ей горькое: «Как ты смеешь по-прежнему иметь ребенка, живого и здорового?»
Черной дырой может стать все, что угодно, если это сжать с достаточной силой. Именно такой была реакция Тайлы: она провалилась под тяжестью своего горя, поглощая весь свет. Эрик ударился в противоположную крайность, погрузился с головой в работу, чтобы не подпускать боль близко, пытался развеселить девочек, взял на себя стирку, готовку и выполнение уроков. Предложения помощи отнимали у него единственную его опору. Девон старался как мог, но это только прогоняло Эрика в другую комнату, к другой работе.
Коул беспокоило то, как Эрик вдруг случайно замечал Майлса – когда врывался в комнату и заставал его вместе с девочками перед телевизором, все трое прильнули к экрану, как будто интереснее рекламы нет ничего на свете, – и, вздрогнув, уходил. Раз за разом. Майлс также это чувствовал. Он превратился в комок нервов, ронял вещи, спотыкался на лестнице.
– Ну когда мы поедем домой? – непрестанно спрашивал он.
Лучше бы они вернулись домой.
– Мы здесь лишние, – разгоряченным шепотом спорила Коул с Девоном. Были и другие родственники – родители и сестры Эрика, готовые помочь. А Майлсу требовалась стабильность. Ему нужно вернуться домой. Нужно, чтобы папа уделял ему все свое внимание.
И еще Коул боялась, что болезнь заразная. Она не знала, что уже слишком поздно. Они согласились на компромисс. Три месяца работы по контракту в Окленде, чтобы Девон был рядом с Тайлой и Эриком. Но потом заболел Эрик, за ним Девон, а потом самолеты перестали летать. Невозможно себе представить, как сильно может измениться мир за каких-нибудь полгода. Просто невозможно.
5. Коул: Порочные вещи
К этому времени они должны были уже уехать гораздо дальше. Но мания преследования замедляет движение, когда приходится избегать магистральных дорог из опасения полицейских блокпостов. Собаки способны унюхать пол человека. Полицейских раздражает, когда не можешь предъявить документы. На них уже наверняка разосланы ориентировки. Убийца. Продавец наркотиков. Торговец мальчиками. Разыскиваемая преступница.
Плохая мать.
Плохая мать – это самое страшное обвинение.
Но глухие проселочные дороги имеют свои риски. Отсутствие продовольствия и заправочных станций, например, или перегородившие проезжую часть упавшие деревья, означающие, что приходится разворачиваться и возвращаться восемьдесят миль назад, притворяясь, будто ты не плачешь от отчаяния под темными очками, которые Коул прихватила на заброшенной заправочной станции. Очень трогательно.
В бензобаке осталось меньше четверти, нужно заправиться. И стервозность нового мирового порядка: для этого требуются наличные. Коул чувствует себя обманутой всеми апокалипсисами поп-культуры, обещавшими опустевшие заброшенные города, рай для грабителей. Но, опять же, им не встречались также и бродячие мертвецы, пасторальные маленькие города, на поверку оказывающиеся рассадниками смерти, шайки женщин-бандитов с большой дороги и отряды спятивших вооруженных местных жительниц. Удивительно, сколько маленьких поселков по-прежнему функционируют, сколько на дорогах машин. Свидетельство того, что жизнь продолжается. Aluta continua. Но они не смогут продержаться долго без наличных, а ценники на последней заправке, которую они проехали, были такие, что хоть продавай обе почки. Те долгие недели, пока Девон угасал от долбаного рака, они смотрели в новостях про горящие нефтяные месторождения в Нигерии и Саудовской Аравии, про кровавые бунты в Катаре. Что худшее в том, чтобы вести себя так, будто пришел конец света, такой, каким мы его знаем? Невозможность представить себе, что на самом деле это не так.